Ребята кричат ему со смехом:
— Тебя тут дожидаются!
— Я к вашим услугам, — говорит он смеясь.
— Что же вы, мил человек, к моим услугам до сих пор не были, — спрашиваю я печально.
— С какой такой стати? — смеется.
— А с той стати, — говорю, — что вы обещали, припоминаете?
— А-а-а! — говорит. — Очень приятно вас видеть, еще не женились? Никак не управляюсь, прошу прощенья, один на весь район, а вызовов много, народ требует, очень приятно вас видеть!
— Не могли бы вы, — говорю, — сейчас пойти со мной телевизор мне починить?
Он обнял меня и смеется.
— А знаете, какой у меня день сегодня?
— Какой?
— Такой день раз в жизни бывает — человеку двадцать пять лет! Знаете, с каким человеком я в один день родился?
— С каким?
— Неужели не помните? С Ломоносовым в один день родился.
— Поздравляю, — говорю, — от души вас поздравляю!
— Молоток, что нашел меня в такой день, сам понимаешь, ни по каким вызовам не хожу.
Ну что тут возразить? Не хватает еще вступать в пререкания с человеком, родившимся вместе с Ломоносовым! Незатейливая песенка всплывает в памяти: «…только раз в году…», у всех на виду в этот день играют на гармошке невзирая на лица. Я его понимаю. Нервы мои не выдерживают, и я плачу… Сморкаюсь в платок. Я устал. Нежность к людям, к себе самому переполняет меня и вызывает слезы.
— Слышь, брось реветь, — слышу я отзывчивый голос сегодня родившегося, — испортился, значит, телевизор, говоришь? А я думал, приемник у тебя испортился. Так бы и сказал, что телевизор, а то чуть было не те инструменты захватил… Главное, нас с Ломоносовым не забывай!
А главное — смеется!
Приходим.
Он хлопает меня по плечу, по-дружески, со смехом, с такой силой, что я падаю.
Встаю.
Ставлю обед на плиту.
Он открывает чемоданчик с инструментами, но чемоданчик каким-то образом вырывается у него из рук, и все оттуда сыплется на пол, гремит, катится, закатывается, а он смеется.
— Всякое бывает, — говорит он, долго ползает по полу, а я ему помогаю.
— Да ты тут не вертись, — слышу я его веселый голос откуда-то из-под тахты, — ты не торчи перед моими глазами, я этого не люблю.
Я отхожу покорно, стою в сторонке, смотрю, как он ползает, жду.
Наконец он собирает инструменты, подходит с какой-то штуковиной к моему телевизору.
— В такой день, — говорит он, — можно себе позволить все.
Я невольно сказал:
— Только прошу вас, осторожней…
— Знаете, — сказал он весело, — после ваших слов я могу взять свои принадлежности и уйти. Я уйду, и попробуйте вы потом меня добиться…
— Обед скоро будет готов, — сказал я, бросившись наполнять рюмки.
— Я вам делаю одолжение, — сказал он, встав в какую-то дурацкую позу, — я вам любезность делаю, так?