Месть Клеопатры (Каунитц) - страница 29

Она в изнеможении повалилась на него, заслонив своими длинными каштановыми волосами ему лицо. Прильнула губами к его уху, лизнула его и кротко шепнула: «Трахни меня, Алехандро!» Он перевернул ее на живот. Она встала на колени и прогнулась, и он оседлал ее, с первого толчка попав глубоко внутрь. Раскинув руки, она уперлась в изголовье кровати.

Кончив, они лежали в объятиях друг друга, ощущая разлившееся по всему телу блаженство, восстанавливая дыхание. Внезапно она вздохнула.

Перегнувшись, он нежно поцеловал ее.

— Кстати, меня зовут Энн.

Они оба рассмеялись.

— Очень приятно, Энн.

Она перекатилась на локти и поглядела ему прямо в глаза.

— Надеюсь, тебе понятно, что я никогда раньше себя так не вела. Правда, мне часто хотелось, но решимости все время недоставало. Но когда я увидела тебя сегодня на сцене, то поняла, что хочу тебя. И что мне необходимо тебя заполучить.

— Да и мне всегда хотелось поступить как-нибудь в этом духе. Но никогда не хватало смелости.

— А о чем же ты мечтал?

Она поцеловала его в лоб.

— О том, что увижу на улице красивую женщину, пойду за ней, запущу руку ей под платье, а она обернется, посмотрит на меня и скажет: «Большое спасибо».

Она рассмеялась:

— Да, едва ли ты решился бы на такое.

Ее рука принялась блуждать по его телу, и они занялись любовью еще раз. После чего застыли друг у друга в объятиях, уже познавшие близость и все же такие далекие.

— Когда я была маленькой, мне хотелось стать балериной. И я часто мечтала о том, что меня увидит сказочный принц, и влюбится в меня, и унесет на руках к себе в замок, и после этого мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

— Ну и удалось тебе встретить сказочного принца?

— К великому сожалению, он оказался говнюком.

— Извини.

— Я встретила его в колледже. Он был профессором. Вел курс английской поэзии XVII века. И когда я впервые увидела его…

Прислушиваясь к ее открытому, беспощадному повествованию о самой себе, он испытывал внутреннее напряжение, потому что знал, что не смог бы ответить ей откровенностью на откровенность. Ни слова правды о самом себе не имел он права ей поведать. Он жил без друзей, без любимой — и для того, чтобы выжить в этом мире, ему уже давно пришлось отказаться от каких бы то ни было чувств. Сейчас эмоции были погребены в его душе так глубоко, что их можно было считать больше не существующими. Каждый раз, когда он занимался любовью с женщиной, в мозгу у него, как сигнал бедствия, вспыхивали давнишние слова Сивера: «Будь осторожен с женщинами. Откровенность с ними грозит гибелью». В Бюро была разработана «легенда» Алехандро Монэхена, в которой не было ни слова правды: идиллическое детство, нежно любящие родители, детская любовь, школа, подлинная любовь, разрыв вслед за нею, желание стать певцом и борьба за достижение этой цели. Ему столько раз приходилось повторять свою «легенду», что он чуть было сам не поверил в нее. Сжимая сейчас Энн в объятиях и рассказывая ей в очередной раз «легенду», он мысленно молился о том, чтобы когда-нибудь ему удалось зарыться в самого себя и разобраться в своих собственных чувствах, а потом поведать какой-нибудь женщине о том, каким отчаянно одиноким и вечно настороженным ощущает он себя в царстве лжи.