— Мы с Барриосом сошлись на четырех процентах.
— У Роберто не было полномочий о чем-либо с тобой договариваться. И, к твоему сведению, мы никогда не ведем счет на проценты.
— Пять тысяч за парашют, — сказал Алехандро.
— Три пятьсот.
— Четыре пятьсот, и вы оплачиваете доставку всей системы на переупаковку.
— Четыре.
— Четыре пятьсот и издержки, — настаивал Алехандро.
— Договорились.
Писсаро нажал на кнопку в подлокотнике кресла, и разделительное стекло отъехало в сторону. Жестом он приказал пассажиру с переднего сиденья вернуть Алехандро корзинку с одеждой. Наблюдая за тем, как певец натягивает на себе плавки, Писсаро полюбопытствовал:
— А почему это майор ВВС идет на риск оказаться за решеткой, доставляя тебе такую секретную систему, как этот чертов «Парапойнт»?
Влезая в тугие джинсы, Алехандро ответил:
— Я ему нравлюсь. Очень нравлюсь.
Писсаро смерил его взглядом, в глазах у наркодельца сквозило явное недоверие.
Поймав его взгляд, Алехандро сказал:
— Послушай, амиго, деньги не пахнут.
Он вновь запустил руку в корзинку, извлек оттуда желтую рубашку для игры в поло и надел ее через голову.
— Имя и адрес твоего дружка?
— Джефф Скотт. Он живет на Корнелия-стрит в Гринвич-Виллидже.
Глядя на затемненное разделительное стекло, Писсаро с самым бесстрастным видом и самым бесстрастным тоном осведомился:
— А что, твои мать и сестра по-прежнему проживают в Зихуатанеджо?
Сердце сжалось в груди у Алехандро.
— А какое ко всему этому имеет отношение моя семья?
Писсаро и не подумал ответить на этот вопрос. Машина остановилась, и водитель, не сказав ни слова, открыл заднюю дверцу с той стороны, где сидел Алехандро. Контакт состоялся, поэтому продолжать разговор не имело смысла.
Гром грохотал в небе, когда Чи-Чи Моралес, выйдя из ресторана «Ла-Бандера» на углу Рузвельт-авеню и Шестьдесят шестой улицы на Джексон-Хайтс в Куинсе, устремился к только что вырулившему из-за угла черному седану.
Полюбовавшись на грозовое небо, Чи-Чи подумал, не означает ли нынешняя гроза благословения, ниспосланного ему великим богом Квецалькотале.
Один из его телохранителей, вышедший из «Ла-Бандеры» раньше, чем сам Моралес, поторопился к машине распахнуть дверцу перед могущественным наркобароном.
Чи-Чи уселся и посмотрел на уже сидящего в машине Писсаро.
— Договорились?
Писсаро нажал на кнопку в подлокотнике, и в салоне прозвучала магнитофонная запись его разговора с Алехандро. Когда кассета была дослушана до конца, Писсаро открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Чи-Чи предостерегающе поднес палец к губам.
Седан, за которым следовал микроавтобус с телохранителями, мчался по улицам Куинса. Глядя в окошко, Чи-Чи видел, как местные жители, главным образом промышленные рабочие, высыпая из своих домов, устремлялись в сумятицу, царящую на Лонг-Айленде. Обе машины проехали по Рузвельт-авеню, свернули на Скиллмен-авеню, там, где она переходит в Тридцать четвертую авеню, проехали мимо домов Равенсвуда и наконец, развернувшись на бульваре Вернона, оказались перед Рэйни-парком.