Фредерик потер опухшие от недосыпания веки:
– А теперь? Ты все еще любишь его? Или тебе кажется, что ты его любишь?
На кухне зависла долгая пауза. Вирджиния глядела на стакан молока, что стоял перед ней, но не видела его. Она видела Натана и себя – в Данвегане, на Скае. Видела пламя в камине и колеблющиеся огни свечей. Чувствовала аромат вина. Вспоминала его глаза и улыбку и чувствовала сначала нежные прикосновения его рук, а потом разрушительную боль потери и разочарования. Многое бы она дала, чтобы пережить эти часы снова, однако понимала, что им уже никогда не вернуться.
– Теперь я думаю, что любовь легко спутать с другими чувствами, – ответила она наконец. – Натан дал мне ощущение полноты жизни, чувство, что я парю в небесах. И я перепутала это ощущение с любовью.
– Ощущение полноты жизни – это уже кое-что, – заметил Фредерик.
Это была правда. Натан Мур дал ей очень многое. Несмотря ни на что, он распахнул для Вирджинии окно в совершенно новое измерение.
– У нас с Натаном больше нет планов на будущее, – сказала она. – И неважно, что случится с нами обоими. Наверное, ты хотел узнать именно это?
– Это и многое другое, – ответил Фредерик.
Она отодвинула стакан и встала. Сидеть на кухне стало уже невыносимо. Ей снова становилось трудно дышать, как утром.
– Мне что-то… – начала она, хватая ртом воздух.
Фредерик тут же подскочил к ней и поддержал под локти:
– Дыши глубоко. Глубоко и ровно. Так глубоко, как только можешь!
После нескольких попыток ей удалось наконец прийти в себя. Учащенное сердцебиение улеглось, и желание убежать из четырех стен тоже прошло.
– Спасибо, – прошептала она.
– У тебя такие серые губы, – покачал головой Фредерик. – И сильно расширенные зрачки.
Она глядела на Фредерика широко раскрытыми глазами. Как передать ему те картины, что пронеслись у нее в голове опустошительным вихрем? Вот они с Натаном на Скае, в машине; вот перепуганная до полусмерти Ким, которая сидит скрючившись в домике на дереве; Грейс с красными от температуры щеками, что кружит по пустому школьному зданию в поисках девочки; сияющее лицо Томми; Томми в больнице; тщедушное тельце, опутанное дюжиной шлангов от аппаратов; мама Томми, ее погасшие глаза.
Внезапно Вирджиния зарыдала. Так сильно, словно с этими слезами ее отпускала боль, накопившаяся десятилетиями. Вся сотрясаясь от рыданий, она уткнулась лицом в плечо Фредерика.
– Успокойся же, Вирджиния! Прошу тебя, успокойся! – уговаривал ее муж.
Она пыталась что-то сказать, но с ее губ слетали лишь отдельные слова, обрывки фраз.
– Потому… Натан… потому, что… он спрашивал… потому, что он спросил… о Майкле…