Я держу картонную звезду с именем Изабель и датой рождения. Ее имя выглядит странно без фамилии. Просто Изабель Гринлиф. Как будто Джек вообще здесь ни при чем. Когда мы дали нашей дочери мою фамилию в качестве второго имени, нам даже не пришло в голову, что однажды ее будут называть именно так. Мне не хочется прикалывать эту звезду.
— Эмилия, — окликает меня Джек. — Я встретил твоих родителей.
— Родителей?!
В серых сумерках, крепко держа Уильяма за руку, стоит мой отец, с гордой и застенчивой улыбкой на лице, всем своим видом словно призывая: поглядите, какой я прекрасный, понимающий человек; я подвез свою бывшую жену и сам приехал сюда, чтобы поддержать, как и подобает хорошему дедушке.
Мой отец кажется очень мягким. Он выглядит как супермен в своем цивильном обличье. Он среднего роста и среднего веса, хотя после развода обзавелся брюшком от ресторанной пищи и завтраков в кондитерской. Волосы седые, слегка развеваются над розовым веснушчатым черепом, будто готовы улететь от сильного порыва ветра. Когда отец баллотируется в президенты юридической ассоциации или впервые встречается с друзьями своих детей, он воплощенное дружелюбие. Равно склонен как к приливам хорошего настроения и оптимизма, так и к необъяснимым вспышкам ярости и к депрессии.
— Прости, что опоздали, — оправдывается мама. — Мы понятия не имели, что в воскресенье в эту сторону едет столько машин. Ну и парковка… Ты же знаешь отца, он не в состоянии просто поставить машину. Мы ездили и ездили кругами. Я боялась, что мы вообще все пропустим. — Она тараторит, давая мне время опомниться от изумления. Я удивлена тем, что отец здесь, что они вместе.
— Откуда ты знаешь о Марше памяти? — спрашиваю у папы.
— Я рассказал, — спокойно заявляет Уильям.
Он раскачивает дедушкину руку туда-сюда. Я тоже так делала, когда была маленькой.
— Ты?
— Я недавно звонил, — встревает отец. — Разве Уильям тебе не сказал? Помнится, вы собирались в сосновый питомник.
— Мы не собирались в питомник. Это ты предложил нам туда пойти. Но мы пошли в Рэмбл.
— И к Гарлем-Меер, — зловеще добавляет Уильям. Потом смеется и ныряет у отца под рукой, точно танцует кадриль.
Папа тянет Уильяма обратно и несколько раз крутит на месте. Наверное, они единственные, кто сейчас танцует и смеется, и я мечтаю, чтобы они перестали.
— Уильям рассказал мне о Марше памяти. Когда я узнал, что твоя мать собирается сюда, то подумал: «Старина Гринлиф, ты должен присоединиться к семье. В конце концов, когда ты в последний раз видел, как в парке зажигают фонари?»
— Я тоже это сказал, — кричит Уильям. — Я сказал, что хочу пойти, потому что никогда не видел фонари в парке!