— Да. Она вела меня в мой кабинет.
— Думаю, тебе пока придется разбираться самой. Как тебя зовут?
— Эмилия Гринлиф. Я новый сотрудник.
— Какой у тебя номер кабинета?
Я заглянула в папку. Номер кабинета значился на одной странице с телефонным кодом и электронным адресом.
— Восемнадцать-восемнадцать.
— Жизнь два раза, — выдала секретарша.
— Что-что?
— Это значение цифр. — Она оценивающе взглянула на меня. — Ты ведь еврейка?
— Да.
— Меня зовут Мэрилин Ньюдлмэн.
— Но я не то чтобы горячо верующая.
Она пожала плечами.
— Идем, я тебя провожу.
Мэрилин по-прежнему секретарь Джека, она танцевала хору у меня на свадьбе и вполне довольна тем, что я по крайней мере куда более еврейка, нежели Каролина Соул — потомок колонистов с «Майского цветка» в двенадцатом поколении. И все-таки она не считает меня настоящей иудейкой. Это ясно из тех подарков, которые Мэрилин мне присылает — календарь на иврите в канун Рош Ха-Шана, фруктовый мармелад на Пасху, пакетик с монетками на Хануку. Каждый подарок сопровождается маленькой объяснительной запиской, будто Мэрилин сомневается, что я понимаю значение этих вещей. В этом церемониале есть нечто скрыто-агрессивное, но я охотно принимаю вызов. Я покупаю роскошные подарки и через Джека передаю их Мэрилин — кашемировые свитеры, кожаный портфель, дорогая сумочка, подарочный сертификат на посещение косметического салона. Я настаиваю, чтобы Джек непременно вручал все это в канун Рождества.
Эта холодная война, возможно, будет длиться вечно, если только Мэрилин не уволится.
Все началось в тот вечер, когда Джек впервые обратил внимание на сигналы, которые я посылала ему в течение трех лет — с той самой минуты, когда он попросту не заметил, что я стою за спиной у Фрэнсис Дефарж в коридоре перед дверью его кабинета.
Было около шести часов вечера, я готовила резюме для Джека в поддержку ходатайства об отводе некоего техасского судьи, который не один, а целых два раза неделикатно намекнул на иудейское происхождение моего шефа. Это было не первое поручение Джека за три года работы. Я несколько раз собирала информацию и составляла меморандумы (это вполне можно было поручить новичку), но буквально прыгала от радости при мысли о том, что мне посчастливилось работать с Джеком. Резюме было возможностью блеснуть. Я хорошо умею их составлять. В колледже я освоила этот стиль — возможно, он не способен на сто процентов заменить осведомленность и ум, но зато наглядно показывает разницу между победоносной аргументацией и нудным бормотанием. Резюме не имело задачей урезонить техасского судью. Полагаю, у этого человека и так хватало проблем — каждое утро ему предстояло решать, какую мантию надеть, черную или белую. Для него я была всего лишь еще одной еврейкой-сутягой. Я составляла резюме для апелляционного суда — и для Джека. Получилось внятно и резко, я буквально искрошила бестактного судью на ломтики и оставила его истекать кровью на фоне свежесозданного прецедента. Было весело.