— Я рад, Сцилла, что ты подсел, — сказал Обезьяна, не отрывая взгляда от виски. — Я так и думал, что ты подойдешь. Я видел тебя в дверях, — он показал головой в сторону входа, — и хотел было махнуть тебе рукой, когда ты начал пятиться.
— Почему же не махнул?
Обезьяна пригубил стакан, толком и не выпил.
— Я просто пробую, пить не буду. Я не пьян.
Сцилла не уловил связи с предыдущим, но Обезьяна уже продолжал:
— Не махнул, потому что с детства не люблю навязываться.
Зря ты все это говоришь, чуть было не сказал Сцилла, но так как это было правдой, вовремя удержался. Что-то нависло над Обезьяной. Что-то давящее и ужасное.
— Ты мне хотел рассказать о Фиделио, — напомнил Сцилла.
— Расскажу, я не забыл, не торопи, Сцилла, я не пьян и вовсе не заговариваюсь.
Что бы ни беспокоило Обезьяну, скоро это всплывет, Сцилла такие вещи чувствовал. Делать ничего не надо, жди — и все станет ясно. Пока же ожидание было невеселым, и поэтому Сцилла перевел разговор на тему, близкую им обоим, — о Брюсселе, о том, как они оба выжили. Вообще-то встреча их была случайной: обоим им понадобился один и тот же, как оказалось, уже мертвый специалист по фальшивым паспортам. Вышли они друг на друга неожиданно — в комнате над его мертвым телом. Обезьяна выстрелил, а Сцилла ударил его в плечо, на удивление мускулистое. Обезьяна выстрелил еще раз, но все не решался попасть в Сциллу, это была больше угроза, чем попытка убить. Тем все и кончилось, они разошлись в разные стороны.
— А почему ты не попал в меня? — спросил Сцилла. — Хотя я вообще-то не жалею об этом.
— Тени, — пояснил Обезьяна, — тени всегда мешают точно прицелиться. Я, видимо, выстрелил выше. Целился в голову, а попал в стену. Метил бы в сердце — тебе бы пришлось худо.
Сцилла поднял стакан:
— За тени.
Обезьяна играл со своим стаканом.
В зале объявили, что рейс на Лондон опять задерживается. Обезьяна чертыхнулся и сделал большой глоток из стакана.
— Я тоже лечу в Лондон, — сказал Сцилла, дотронувшись до нагрудного кармана, где лежал билет первого класса до Лондона.
— Прекрасно. В этих чертовых самолетах я всегда летал один. Одиннадцать часов безделья, мука — эти полеты. И не могу читать в самолете ничего серьезнее журналов. Или автобиографию какого-нибудь артиста. Вот прекрасное аэрочтиво.
— Я лечу во втором классе, — сказал Обезьяна, и Сцилла понял, что угнетало этого маленького человечка.
— Для прикрытия?
Обезьяна покачал головой.
— Может, ошиблись?
Обезьяна снова покачал головой.
Сцилла решил, что лучше промолчать. А что тут скажешь? Если ты занимаешься этой работкой, то и летишь первым классом. Всегда. Ведь нет никаких пенсий и увольнительных пособий, безопасность никто не гарантирует. Если кто и летел вторым классом, то для того, чтобы соответствовать своей «легенде», — для дела, на которое послали. А если не «легенда», то, значит, Отдел хочет показать, что этот агент в немилости. Тогда и до отставки недалеко. Только, конечно, до отставки не доходило никогда. Сцилла считал последним делом такую вот «легенду» со вторым классом. Дайте лучше такое задание, где он положит живот, дайте напоследок вкусить славы, роскоши, черт возьми, он отработает сполна.