Глава 3. Петроград. 1918 год
Зимние дни: тусклые, длинные и однообразные — проходили серой чередой. На душе бывшего мичмана Российского Императорского флота Бруно Садовинского было холодно и пусто.
От тоски, разочарования, неприкаянности, без службы и без перспектив многие офицеры флота не выдерживали и начинали пить. Не крепко выпивать, что всегда было незазорно флотскому офицеру, а — пить. Пить горько, глуша тоску, страх перед будущим, боль за своих близких и родных, отчаяние безысходности и потерю всех ориентиров в жизни.
Многих угнетало еще и то, что на последнем общем собрании офицеров, в конце декабря прошлого года, в Мариинском дворце Гельсингфорса, из открытого протеста офицеров Балтийского флота ничего не вышло. Офицеры были неорганизованны, нерешительны и слабы. Как это ни горько звучит, но именно офицеры флота были мало сплочены между собой, и большинство из них финансово зависело от службы, ибо не имело других источников заработка.
Об этом тяжелейшем для офицеров периоде с болью свидетельствовал капитан 2-го ранга Г. К. Граф: «Что касается офицерства, то оно сильно изменилось к худшему. Далеко не все из него сохраняли свое достоинство. Несмотря на его тяжелое положение, на берегу сплошь и рядом происходили кутежи и скандалы. Были даже три случая, когда офицеры скрылись с солидными казенными суммами. Стало ясно, офицерство не может держаться и падает все ниже и ниже».
Большевистские указы лишили офицеров всех видов пенсий, в том числе и эмеритальных, состоявших из отчислений от жалованья в период службы, тем самым практически всех кадровых офицеров оставив без всяких средств к существованию.
Многие, прежде отлично служившие и воевавшие офицеры, поддались всепроникающему яду разложения. Слава Богу, это не коснулось Садовинского. Мичман сохранил достоинство и честь, но и его, оптимиста по натуре и просто психически крепкого человека, не обошла сильнейшая душевная депрессия. Мучаясь, переживая, перебирая в памяти все произошедшее, Бруно пытался понять и объяснить себе, что он и другие офицеры делали не так:
Да, офицеры, за редким исключением, не выступали на митингах и собраниях пред матросами. Большинство офицеров всегда стояло в стороне от всей этой митинговой говорильни, которая и ему самому претила до глубины души, — вспоминал Садовинский.