В трубке раздался оглушительный смех.
- Кит Эрскин, паршивая овца семейства Эрскинов, к вашим услугам. Думаю, миссис Боссис наверняка успела вам кое-что обо мне порассказать, верно?
- Нет, ничего такого. - Гэрриет покраснела и порадовалась, что собеседник на другом конце провода не может ее видеть.
- Знаю, что успела. Но вы не верьте ни единому слову. Клянусь, я чист, как стеклышко.
Гэрриет прыснула, прикрывая трубку рукой.
- А вы, вероятно, Гэрриет? - продолжал он. - Несчастная жертва обмана?
- Простите? - Гэрриет тут же внутренне ощетинилась. - Кто вам такое сказал?
- Кори. Точнее, не сказал, а зачитал мне длинный-предлинный ультиматум по поводу того, что он со мной сделает, если я посмею на вас покуситься. Это не ваш малыш там так разрывается?
- У него режутся зубки, - сказала Гэрриет.
- Я бы на его месте сходил к дантисту, так ему и передайте. От Ноэль ничего нет?
Гэрриет рассказала ему об открытке с футболистами - что было, пожалуй, не очень корректно, но это она сообразила слишком поздно.
Кит на своем конце провода лениво рассмеялся.
- Мне нравится, как она держит Кори на поводке - да и меня, впрочем, тоже. В иные времена у нее этих поводков скапливалось по стольку, что даже странно, как у нее до сих пор одна рука не стала длиннее другой. Знаете, чем теперь занимаются все наши знакомые? Заключают между собой пари: разведется с ней Кори или нет.
- Извините, но мне нужно подойти к ребенку. - Гэрриет вдруг осознала, что сплетничать о своем хозяине нехорошо.
- Постойте, не уходите, - попросил Кит. - У вас просто потрясающий голос. Наверное, вы и сама такая же? Ну-ка, признайтесь, какая вы?
- Бледная и худая, как жердь, - сказала Гэрриет.
- Прекрасно, как раз то, что я люблю. В следующем месяце я должен писать в ваших краях один портрет, так что приеду, сам разберусь. Смотрите, не крутите там без меня с местными кавалерами!..
Как все это грустно и мило, думала потом Гэрриет. Грустно, потому что своей легкой, немного театральной непосредственностью он отчаянно напомнил ей Саймона; мило - потому что так приятно снова пококетничать с кем-то просто так, хотя бы по телефону.
А еще позже Амброзий, вернее, Амброзия, решила окотиться в огромной четырехспальной, как мысленно называла ее Гэрриет, - супружеской кровати Эрскинов. К шести часам утра, устроив усталую, но довольную роженицу с пятью котятами в кухне на чистой подстилке, Гэрриет наконец-то добралась до собственной постели.
Однако очень скоро - кажется, через несколько минут - ее разбудил весьма ехидный голос Шатти, сообщавший, что уже половина десятого.