«Но вот в чем дело: как организовать мир?»
Большая игра.
Сих радикалов когорта
Не верит ни в бога, ни в черта…
У них ни дома, ни денег нет,
А желают делить по-новому свет.
Гейне.
1
Ему приснилось, что он открыл глаза от стука двери и увидел, что из соседнего купе вышел невысокий широкоплечий человек. Он медленно опустил глаза, отыскал Шахова, лежащего на полу с раскинутыми по сторонам руками, и наступил ему ногой на грудь.
— Уберите ногу, — сказал Шахов.
Человек улыбался, скаля белые зубы; на груди сквозь тельняшку просвечивала татуировка.
— Уберите ногу, — повторил Шахов.
— А чем же тебе, браток, мешает моя нога? — спросил человек, дружелюбно мигая.
— Вы наступили мне ногой на грудь!
Шахов поднял голову. Руки его лежали неподвижно, он не мог пошевелить ими.
— Ай-я-яй, неужто на грудь? А я-то думаю, что это так ступать мягко?
Покачивая головой, он сел на край скамейки.
Шахов отлично знал, что за минуту перед тем на скамейке сидел костлявый чиновник, спрятавший голову в каракулевый воротник пальто, — теперь в купе не было никого, кроме человека в тельняшке.
— Беднячок ты, — сказал он вдруг и достал из кармана не то куклу, не то волчок; Шахов ясно видел, что это была детская игрушка.
— А что?
— Да что, браток! Совесть-то у тебя стеклянная!
— Ну, и что ж, что стеклянная? — возразил Шахов, чуть-чуть шевеля губами.
Человек молча приблизил к глазам Шахова детскую игрушку. Это был револьвер.
— А позволь, мы сейчас это дельце уладим, — пробормотал он.
Шахов вскочил, ударившись головой о верхнюю полку, — никакого человека в тельняшке не было в купе. Костлявый чиновник курил и жаловался, молодой солдат спал у его ног, закинув утомленное лицо. Еще не рассвело, но многие уж проснулись.
Наверху на второй и третьей полке шел политический разговор.
Говорил главным образом какой-то интеллигентного вида человек в барашковой шапке; он обращался ко всему вагону, и по его приподнятой, слишком стройной речи легко можно было узнать адвоката.
— Рано или поздно иностранцы вмешаются в наши дела, — говорил он, — точно так же, как врачи вмешиваются, когда нужно излечить больного ребенка. Тогда люди, предлагающие взять в свои руки власть над разоренной, проданной страной…
— Интервенция! — вскричал лежавший напротив него юноша лет семнадцати, высохший, с чахоточным лицом. — Вы проповедуете план Родзянки — впустить немцев, чтобы они уничтожили Советы? Мы-то отлично знаем, кому это было бы на руку.
— Я ничего не проповедую, — возразил адвокат, — наоборот, я сказал, что, вероятно, можно обойтись без интервенции. Может быть, голод и поражения пробудят здравый смысл. А насчет Советов, — прибавил он, внезапно разгорячившись, — так с большевиками можно разделаться только таким образом: эвакуировать Петроград, объявить осадное положение и военной силой…
