– Держись, подруга. Из каких только передряг не приходилось мне выкручиваться. Поверь, самое страшное – это смерть.
– Не знаю, по-моему, состояние между жизнью и смертью еще страшней.
– Ты о Егоре?
– И о себе тоже.
– Не говори так. У тебя все будет нормально. И у Егора все будет хорошо. Он жив, значит, есть надежда.
– Есть, – хмелея, подтвердила Тася, – только надежда и осталась.
Содержательный разговор прервал звонок телефона.
Ленка поскакала отвечать, мебель затряслась от ее тяжелых шагов, тонко зазвенели бокалы, и Таське стало смешно. Все-таки женщина с веслом здорова-а.
Подняв трубку, Ленка ответила короткой фразой и быстро вернулась.
– Тась, это тебе звонили.
Ужас сковал Таську, лишил воли.
– Дома что-то? – непослушными губами еле слышно выговорила она.
– Да успокойся, – прикрикнула на нее Ленка, – это Николай Анохин. Просил передать, что встал под разгрузку.
Таська смотрела глазами, полными ужаса, и молчала.
– Ты меня поняла, Тась?
– Встал под разгрузку, – как попугай, повторила Тася. От навалившейся слабости она не могла пошевелиться.
Слова медленно проникли в сознание: встал под разгрузку. Встал под разгрузку? Встал под…
Булыжник, придавивший Таську своей тяжестью и не позволявший дышать все эти месяцы, треснул и выстрелил осколками, выпуская на волю все чувства разом.
Из глаз брызнули слезы, а из груди рвался смех.
– Сумасшедшая, – констатировала Ленка.
Плача и смеясь, Таска подхватилась и ракетой пронеслась в коридор за сумкой, в которой лежала квитанция.
– У меня контейнер оплачен, – потрясала она для убедительности сереньким невзрачным листком.
– Да успокойся! – заорала Ленка, у которой тоже прорвался шлюз, и эмоции хлынули горлом. – Он просто просил передать, что встал под разгрузку. И все.
– И все?
– Конечно. Радоваться надо, а не паниковать.
– Рано радоваться. Пока не увижу этот… как его… инвойс, не успокоюсь. – Вслед за Егором Таська предпочитала называть счет-фактуру звучным иностранным словом.
– Увидишь, недолго осталось, – проворчала Ленка, – давай за это выпьем.
– Нет, – засобиралась вдруг Таська, – а если я понадоблюсь? Поеду-ка я в порт.
– Точно свихнулась, – убедилась Ленка, – оденься хотя бы потеплей. Обещали временами снег. Платок повяжи.
– Нет у меня платка! – крикнула Таська из коридора.
– Тогда шапку мою возьми. И ключи от «Нивы» не забудь. Чокнутая.
* * *
…С моря дул пронзительный ветер.
Ленкина шапка оказалась велика, Таська ее так и не надела, и теперь тряслась в кургузой курточке и прятала нос в капюшон, пока контейнер опечатывали и опломбировали.
Таська и сама не понимала, от чего ее больше трясет: от холода или от надутого инспектора с детской плешью на темени. Инспектор проверял «образцы» (три самки горбуши) с задумчивым видом и, будто сомневаясь, поставил штамп на накладной.