И вот теперь, когда его Раджамме — может быть, единственный раз в жизни! — захотелось такое сари, он, Симхачалам, только и смог ответить «да-да»! У него не только на сари денег нет. Ему не наскрести и десяти пайс на мелкие расходы. Уже семь лет, как он крутит педали велорикши. Да и то коляска не его, а хозяина. Уже три года, как Симхачалам ютится в лачуге. Лачуга тоже чужая — принадлежит одной из тех женщин, что торгуют собой.
Когда-то Симхачалам имел пять акров своей земли. Был у него хороший дом. Теперь это уже не его дом. Был Симхачалам в почете у людей. Была у него твердая вера в будущее. Были друзья, родные. Теперь ничего нет, всего лишился. Есть только боль в сердце: «Дожил, хоть подаяние собирай». И еще жалеет он, что не выступил тогда свидетелем в деле ростовщика. «И чего отказался?» — ругал себя Симхачалам.
В родной деревне Симхачалама есть один ростовщик. Для всех тамошних он — бог и царь. Нет человека, который не был бы ему должен. Весь ли долг человек вернет или только часть долга, ростовщик расписок никому не возвращает. Даже своей родной матери не пожалел бы. Много земли уже принадлежит ему, и еще больше он отберет у тех, кто не выкупит у него закладные.
Тем, кто ему покоряется, ростовщик может какую-то часть долга и скостить. Ну а если кто противится, он и за десять рупий долга может потянуть в суд, тут уж и десяти тысяч на судебные расходы не пожалеет.
Был в деревне один упрямец — Аппаланаюду. Не склонил голову перед ростовщиком, так тот отсудил всю его землю в пользу своего сына. Помог ему в этом судебный пристав. После суда на сына ростовщика было совершено нападение. Когда он ехал на мотороллере, кто-то швырнул в него камень, а когда он остановился, кто-то (предполагали, что Аппаланаюду) набросился на него и пырнул ножом прямо в сердце, а потом скрылся. Но никто этого не видел, разве что деревья в лесу. Сбежался народ, привели судебного пристава, пришел и Симхачалам. Они увидели лежавший на земле мотороллер, а возле него — мертвый сын ростовщика. В раскрытых глазах убитого застыл ужас.
Потом началось следствие. Ростовщик не скупился на расходы. Обещал озолотить тех, кто скажет, что видел то, чего на самом деле не видел. Судебный пристав родился и вырос в отравленной, порочной атмосфере города. Он ничему не удивлялся — ни убийствам, ни подлогам. Не считал странным, если жена бросала старика мужа и десятерых детей и убегала с любовником. Не поражался, если находились сластолюбцы, у которых на содержании были и мать и дочь одновременно. Не возмущался он, когда узнал, что хирург в государственной больнице не стал оперировать больного, не давшего «в лапу». Судебный пристав не видел ничего необычного, когда за какие-нибудь десять рупий давали ложные показания в суде. Удивить судебного пристава могло бы только явление какого-нибудь божества да еще, пожалуй, правдивость свидетеля в суде. Для него самого лжесвидетельство стало моральным принципом.