Затем экзекуция кого-то продолжилась. Внизу, видать на первом этаже, забегали люди, хлопнула дверь, и чей-то девичий голос: «Иван Тимофеевич, плохо, батюшка царь гневается, что его худо приветили».
И началось – жизнь закипела и забурлила, забила ключом, да кому-то по голове, да с размаху. Вот так в России всегда все через задницу делают – в Петре неожиданно проснулась бешеная ярость, и он что было сил вмазал ребром ладони прямо по полке.
Боли не было, ладонь не отшиб, зато полированная доска мощным ударом была надвое расколота. Он удивился – его новое тело как-то быстро приобрело старые навыки. Выходит, не зря он тренируется…
Петр обернулся – адъютант стоял столбиком, держа в руках халат, разинув рот, и взглядом кролика смотрел на расколотую полку, примеряя на себе, каково ему будет, если такую плюху получит.
На лице адъютанта было написано – не ждет для себя ничего хорошего. Стоявший за его спиной пузатый седой мужик с бородой и в приличной одежде, судя по внешнему виду – хозяин или управляющий, мгновенно, по вековой русской привычке, рухнул на колени и громко взвыл…
Петербург
– Пруссаки и голштинцы валом валят. Их тридцать тысяч к Петербургу подошли!
Измайловец на храпящем, почти запаленном коне крутился у родных полковых казарм, разрывая диким отчаянным криком рот. И привлек к себе внимание, и началось сразу…
Паника – вещь весьма заразительная. Никто даже не попытался вникнуть в столь бредовое сообщение – ладно голштинцы, те рядышком со столицей, но как же пруссаки так легко от границы самой дошли, да еще такой массой, и при этом ухитрились незамеченными остаться. Но никто не задумался в казармах, хоть народа там собралось изрядно. И никто не отвергнул решительно пьяный вопль одинокий…
Русская душа драки хорошей требовала, так как слишком много водки было уже выпито. Повыскакивали из казарм солдаты, кто на ногах еще держался, гулянку веселую разом прекратив. Повод хороший для всех был – новых гвардионцев «обмывали» в казармах изрядно, с полудня самого, когда государыни-матушки указ объявили…
Повелела императрица лейб-гвардию, что ей верой и правдой послужила, за счет солдат гарнизонных увеличить. Хитрым оказался «генерал Салтыков», меру сию государыне и генеральской консилии предложивший, – у ненадежных солдат переводом на привилегированное гвардейское положение дух укрепить, а чтоб соблазна измены в бою у новых гвардейцев не возникло, их роты между двух «старых» ставить и в бою крепко флангами стиснуть.
И воспрянули духом вчерашние затурканные солдаты, а ныне привилегированные гвардейцы, с радостью великой «виват» матушке императрице Екатерине Алексеевне кричали, живот клялись за благодетельницу свою положить.