Измайлову осталось только горько и скорбно скривить губы – Невский кирасирский полк не подвел и остался верен присяге, вот только к императору в крепость Петерштадт этим проклятым утром уйти не успел…
Ораниенбаум
– Ты предан мне, мой старый друг, и воздастся тебе за верную службу и мне, и моему великому деду. Но негоже в царской опочивальне о делах разговоры вести! Антоныч, иди в мой кабинет. – Петр сделал неопределенный жест рукой.
Миних четко повернулся кругом, открыл сильным касанием руки дверь и четким солдатским шагом направился через весь зал к правой двери.
Собравшиеся в зале придворные и сановники, а Петр опознал последних по алым лентам ордена Александра Невского через плечо, расступались перед ним, как волны.
В воздухе плыли густые клубы табачного дыма, будто здесь не приемный зал, а пивбар «Центральный», он же «Яма», где иногда собиралась нищая студенческая братия. Да и нравы те еще – на императора многие из курящих почти не обратили внимания, громко разговаривая между собой, причем исключительно на немецком.
«Надо прекратить этот бордель! – решительно остановился Рык, но тут же ощутил в голове и совершенно иные мысли: – Все в полном орднунге, то есть в порядке», – а именно это и должно нравиться настоящему кайзеру, то бишь императору.
«Никак клиент очухался и свой голос подает?!» – усилием воли Петр задавил чуждые мысли в голове и решил отложить разнос.
Нацепив на свое лицо самую свирепую маску, Рык шествовал за старым фельдмаршалом, совершенно не глядя по сторонам, делая ужасно занятой вид. Они быстро подошли к противоположной двери, и стоящий перед ней на карауле знакомый усатый офицер тут же открыл перед ними створки.
«Это правильно, у меня должен быть кабинет, но не спрашивать же, где оный находится. Вот Миних и помог». – Петр решительно вошел в кабинет, пытаясь сориентироваться на ходу.
Массивный стол под окнами, за ним кресло, в противоположных углах по шкафу, еще два кресла, подставка с трубками и банкой с чуть дымящимся фитилем – напряженный взгляд Петра быстро обежал кабинет.
На столе чернильница, перья, зачем-то чашечка с песком, какой-то валик непонятного предназначения, большой колокольчик с длинной вычурной серебряной ручкой.
Комната такая же шикарная – все в лепнине и позолоте. Хотя при дневном свете Петр сообразил, что весь этот блеск к золоту не имеет никакого отношения, слишком дорогое было бы это удовольствие, скорее всего – просто полированная бронза.
Первым делом Петр подошел к подставке, взял плотно набитую табаком трубку, раздул тлеющий фитиль до огонька и подкурил от него. Медленно прошелся по кабинету, выгадывая время для разговора, несколько раз пыхнув дымом из трубки. Товарищ Коба – ни дать ни взять!