Я оставила пакет у задней двери, чтобы Чад или Джон вынесли его, и вернулась на кухню заканчивать приготовления к ужину. Расставила приборы, еду и позвала всех. Когда они вошли, улыбнулась как ни в чем не бывало. Я, по-прежнему мужняя жена и мать, приглашаю семейство к столу. Я все приготовила — как два месяца, год, десятилетия назад. Как на протяжении половины моей жизни.
Гарретт с Чадом перенесли свое глухое молчание и за стол.
Они передавали друг другу блюда, но не смотрели друг на друга.
Джон, впрочем, казался вполне умиротворенным. Он нахваливал еду: как вкусно пахнет, как всего много. Мальчики согласно кивали. Я сказала спасибо. Поинтересовалась, может, кто-нибудь хочет чего-нибудь еще.
Нет. Никто. Ничего.
Все прекрасно.
Все великолепно.
Несколько минут мы ели в молчании, потом Джон откашлялся и задал Гарретту несколько вопросов об армии и флоте, на которые тот вежливо ответил.
— Я решил, что нечего болтаться тут все лето, — добавил он. — Пойду в армию прямо сейчас.
Я посмотрела на Чада — он покачивал головой.
— Еще по пивку? — предложил он.
Гарретт вытер рот салфеткой и посмотрел на меня.
— Чад, сколько вы уже выпили? — спросил Джон. — Гарретту еще домой ехать.
— Да. Спасибо, но мне хватит.
Чад фыркнул:
— Мне-то никуда ехать не надо. — Встал из-за стола и пошел на кухню. Мы с Джоном наблюдали, как он идет, но не сказали ни слова.
— Ну ладно, — сказал он, вернувшись, и, держа бутылку за горлышко, открыл ее. — Гарретт, как там твой «тандерберд» после починки? Бегает? Гарретт положил вилку:
— Что?
— Твой «тандерберд». Я-то думал, у тебя старая развалюха.
— У меня «мустанг», — сказал Гарретт.
— Значит, «мустанг»?
«Тандерберд»…
Я тоже положила вилку.
Меня словно ударили под дых.
— Пока в гараже. Сейчас чиню трансмиссию. А езжу в старом мамином фургоне. Недолго осталось.
— Звучит устрашающе, — сказал Чад и отхлебнул из бутылки.
Я поднялась из-за стола и пошла на кухню. Не вымолвив ни слова.
«Тандерберд».
Это была ошибка. Чад, наверное, просто оговорился, но меня это сразило наповал.
Он видел.
Он видел «тандерберд» Брема.
Видел Брема.
Видел меня с Бремом.
Я присела на краешек стола.
— Мам? — позвал Чад. — Ты не прихватишь для меня салфетку, пока ты там?
Я потерла лицо руками, будто что-то стирая с него, и вернулась в столовую. Захватила салфетки для Чада.
— У тебя все в порядке, мам? — спросил он.
— Да.
Джон посмотрел на меня. Вместо участия я увидела в его взоре предостережение. («Соберись. Возьми себя в руки».) Я села.
— Слушайте, — заговорил Чад. — Когда мы последний раз ужинали вместе, мама рассказывала, что какая-то грязная горилла из колледжа шлет ей любовные записки. Чем дело-то кончилось? Есть еще предложения? Или как?