— Спасибо за совет, — кивнул Донато. — Я, кстати, один раз уже пользовался именем Ридольфо. Надо будет при случае его поблагодарить. Ну, прощай, Лукино. Пожелай мне удачи, как я желаю тебе.
Они расстались на окраине Таны, и генуэзец некоторое время провожал глазами четверых всадников, быстро удалявшихся в сумрачную степь. Ему, бесшабашному и жадному до денег корсару, чем-то был симпатичен этот странный римлянин, который, несмотря на свое загадочное и, наверное, высокое происхождение, был способен искренне влюбиться в кафинскую девушку и забыть ради нее не только все выгоды и расчеты, но даже и простое благоразумие. Вздохнув, Лукино пошел к гавани, где стояла его фуста. Он очень сомневался в успехе путешествия Донато.
Но сам Донато не мог даже допустить мысли о том, что его усилия окажутся напрасны. С утра до вечера им владело одно только стремление — вперед, вдогонку за ускользающей целью, которая казалась так близка, но почему-то день за днем путники ее не достигали. Он все время подгонял проводника, требуя от него выбрать более короткий путь, но Ярец уверял, что по другой дороге ехать опасно, там дикие места, где рыскают стаи волков. Ночевали ездоки где придется: иногда в небольших хуторках, шалашах, а если таких не было на пути, то натягивали шатер, который возили за собой на вьючной лошади.
Донато почти не разговаривал со спутниками и даже не смотрел на них, всецело поглощенный своими мыслями. Ночью, забываясь тяжелым сном, он чаще всего видел Марину, которая протягивала к нему руки и звала, недоумевая, почему он уехал от нее, а он пытался объяснить, что не было у него другого выхода, но не мог вымолвить ни слова, потому что голос у него во сне пропадал.
Пару раз небольшой отряд останавливали татары, но это были слуги местного бея, и они отпускали путников после предъявления дорожной грамоты. Проводник говорил Донато, что такое миролюбие татар объясняется тем, что ездоки следуют точно за «фряжским обозом», а если бы отклонились от пути, то им бы басурманы не поверили.
— Где же этот обоз, черт возьми?! Когда мы наконец его догоним? — досадовал римлянин. — Он все время исчезает, как мираж в пустыне!
— Видно, быстро идут фряги, быстрей, чем мы думали, — объяснял Ярец.
А потом путникам встретились татары, которых не остановила предъявленная грамота. Это были уже не стражники, не воины и не слуги, а охотники за людьми, поставлявшие живой товар на невольничьи рынки. В первую минуту Донато подумал, что все кончено, что злой рок расставил ему новую ловушку, но потом быстро разобрался, что надежда на спасение не утрачена: разбойничий отряд оказался невелик, всего лишь шесть человек. Но, вероятно, татары, увидев четверых всадников, решили, что это купцы, отставшие от каравана, с которыми дорожным людоловам справиться будет нетрудно. Однако скоро они поняли, что имеют дело с воинами, закаленными в битвах. Отражая и нанося удары, Донато краем глаза посмотрел на Ярца и отметил, что славянин дерется не хуже генуэзцев. Когда Донато проткнул мечом одного противника, а Ярец зарубил саблей другого, разбойники, лишившись численного преимущества, ускакали в заросли. Римлянин успел уложить еще одного из них, выстрелив из арбалета.