Марина повиновалась, но, перед тем как скрыться за дверью, оглянулась и увидела, что священники сели в повозку.
— Рузанна, да ведь это же, по-моему, был отец Панкратий! — возбужденно прошептала Марина. — Почему мне нельзя было его окликнуть, встретиться с ним?
— Вряд ли это был он. Скорей всего, ты обозналась.
— Да? Но какое странное совпадение… Вчера, когда я молилась в церкви монастыря Сурб-Хач, мне тоже послышался голос отца Панкратия… Ты что-то знаешь, Рузанна, но не хочешь мне объяснить. Наверное, это связано с той тайной миссией, о которой ты говорила?
— Молчи! — Рузанна прижала палец к губам. — Если этот утренний посланец действительно был отец Панкратий, то он сам тебе все и расскажет, когда увидишь его в Кафе. И помни, что ты обещала мне во всем ему повиноваться.
— Я помню, но… если…
Марину вдруг снова посетила неясная мысль о том, с каким осуждением отнесется суровый отец Панкратий к браку православной и католика.
— Не надо никаких колебаний, сестра! — Взгляд Рузанны из-под нахмуренных черных бровей почему-то вызвал в памяти Марины грозные очи шестикрылого Серафима на иконе в кафинской церкви. — Святой отец никогда не даст тебе дурного совета, но всегда направит тебя к твоему же благу.
В этот миг зазвонил колокол к заутрене, и его торжественные звуки словно подтвердили строгое наставление инокини Руфины.
После утренней молитвы и трапезы наступил час прощаться. Марина снова попросила Рузанну приехать домой, в Кафу, и та снова пообещала сделать это когда-нибудь в неопределенном будущем.
Уже перед самой дорогой Рузанна и матушка Ермиона вновь посоветовали возвращаться обратно по северной дороге, через Сурб-Хач, поскольку южнее Кизил-Таша были замечены татарские охотники за людьми.
Марина пообещала быть осторожной. Но, едва отъехав со своими спутниками от монастыря, она тут же приказала повернуть на южную дорогу, объяснив при этом, что желает по пути осмотреть новые места, прибрежные горы и виноградные долины селения Козио.
Сопровождавшие ее мужчины не слышали предостережений монахинь, а потому согласились охотно. Только Филипп, внимательно оглядываясь по сторонам, пробормотал:
— Надеюсь, что по этой дороге татары средь бела дня не рыскают.
— А я вот нисколько не боюсь татар! — молодцевато подбоченился Варадат. — Они нападают только на бродяг, а знатных людей не трогают.
Марина решила, что если даже Варадат не боится, то никакой опасности в самом деле нет, а выбранная дорога казалась ей не только интересной, но и таящей ожидание волнующих встреч.
Но, когда путники, обогнув скальный хребет, поехали по участку горного леса, какое-то странное предчувствие шевельнулось у Марины в душе. На миг девушке вдруг показалось, что пустота урочища обманчива, что где-то в зарослях и между скалами таятся неведомые существа, которые следят за путниками и готовы на них напасть. Она тут же мысленно себя успокоила и подняла голову вверх, любуясь просвеченной солнцем желто-зеленой листвой на фоне голубого осеннего неба.