Такого взрыва противоречивых чувств у близких мне людей я не могла себе представить. То, как мы с Роджером цеплялись за деньги, говорит не в нашу пользу, но, запутавшись в сетях собственничества, я возмущенно твердила: пусть Рокси и не мечтает о том, чтобы заграбастать картину для своих детей. Столько желчи и злости еще не видела наша некогда счастливая семья. Но нет, мы опомнимся, помиримся и снова будем счастливы, я уверена. Из этой безобразной сцены я вынесла полезный урок — узнала, как разъедают душу деньги.
В конце концов мы общими усилиями убедили Рокси отказаться от предложения Шарля-Анри и продавать «Урсулу» в «Друо» или «Кристи».
— Мы должны решить, как снять ее с продажи в «Друо», — сказал Роджер. — На том основании, что нам надо обдумать предложение. И подождем постановления суда о том, является ли biens[163] — так они это называют — собственностью замужней пары.
— Могли бы оставить мне хоть одну любимую вещь! — воскликнула напоследок Рокси.
Одна, у себя в комнате я думала об Эдгаре и своей покорности и металась от ярости к отчаянию и обратно. Он, наверное, восхищается моей покорностью — сдалась почти без упреков и без слез. Значит, он рассчитывал на мою податливость и здравомыслие? Неужели я настолько ничтожна и от меня можно отделаться вскользь брошенными словами, что отныне мы никто друг другу? Я, которая ради него отказалась от новых знакомств, от общения с другими людьми, которая пожертвовала… Меня захлестнула волна жалости к себе. Обличительные речи, которые я лихорадочно сочиняла в уме, постепенно превращались в мольбу. Всю ночь я мысленно писала сердитые и умоляющие письма о том, что всегда хочу быть с ним.
Беда в том, что «всегда» тянет за собой другое, противоположное по значению понятие «до конца», «до смерти», которая настигнет его скорее, чем меня. «Всегда» напоминало о нашей разнице в возрасте, о его старости и моей молодости, о том, что мне пришлось бы ходить за ним и лечить его болячки, о которых ему не хотелось думать. Я пыталась сказать, что готова быть с ним при любых условиях, готова быть его помощником, секретарем, адъютантом. Но мои увещевания были неубедительны, потому что где-то в глубине таилась подспудная мысль, что Эдгар прав, считая, что рано или поздно мы расстанемся. Некоторое время назад по его совету я прочитала роман «Адольф». Там герой говорит: «Горе мужчине, который в первые дни любви не верит, что она продлится вечно! Горе тому, кто даже в объятиях возлюбленной… сознает, что настанет время, когда ему придется разлучиться с ней». Я вспоминала, что я думала в первые дни. Верно, у меня с самого начала было предчувствие конца. Какое же это проклятие — иметь трезвый взгляд на вещи и во всем сомневаться. Я завидовала Рокси, ее безрассудным порывам, ее художественному дару, способному преображать действительность.