Да, я хочу выжить в этом переплете, хочу вырасти, жениться, завести детей и умереть в глубокой старости. Но я не хочу жить ТАКОЙ ценой. Я не смогу жить с подобным грузом, хотя именно к таким вещам меня в перспективе и будут готовить. Слабак? Возможно, не спорю. Но мне все равно не по себе.
— Кофе хочешь? — улыбнулась Рамирес моему пасмурному виду. Я кивнул.
— Молоко? Сливки? Сахар?
— Сливки. Без сахара.
Она налила в чашки воды из колонки кухонной панели, просто, без изысков в виде старомодных чайников, насыпала обычный рабочее-крестьянский пролетарский растворимый кофе и долила сливками, извлеченными из холодильного отсека. Поставила обе чашки на стол.
— Рассказывай.
Я рассказал. Поделился размышлениями по поводу интересов. Она долго молчала, анализировала. Наконец, выдала вердикт:
— Хуан, если они придут тебя убивать, какая может быть жалость?
— Они марионетки, Рамирес, жертвы. Ими управляют опытные кукловоды. Я ненавижу их, точнее, буду ненавидеть, но только тех из них, кто искренне, всей душой захочет моей смерти. А среди них таких нет.
— А твоя знакомая Сандра?
Я замялся.
— Ее мне жалко. Ей надо просто промыть мозги. Этим должны заниматься опытные психологи, проблема решаема, но им проще уничтожить проблему, старым сталинским способом, и они, ручаюсь, пойдут именно этим путем.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что иначе девочками бы уже давно занимались. Здесь на каждом квадратном метре по два психолога, неужели бы не промыли им те пустые штуковины, которыми они думают? Девочки и так не подарок, и так на грани, и подтолкнуть их к безумию, сделать последний шаг…
Я сбился.
— Они толкнут, я чувствую.
Рамирес отрицательно покачала головой. Таковое предчувствие здесь не у одного меня, практически все уверены, что миром всё не закончится. И дело совсем не в глубокомысленных рассуждениях.
— Корпус жесток, да, — возразила она. — Но обычно он никогда не делал ничего подобного, не подставлял своих. Расстрелять за проступок — это запросто. Но не подталкивать к проступку.
Я пожал плечами.
— Они начали эту комедию, им надо довести ее до конца, во что бы то ни стало. Чтобы показать всем, они — власть, главные здесь. Закон — их слово, а не заведенные здесь порядки. Ты же не будешь отрицать, что в корпусе сложилось чересчур много мешающих им традиций?
Рамирес озадаченно покачала головой.
— Они не избавятся от традиций, но все поймут, чего те на самом деле стоят. Плюс, это долбанное ангельское высокомерие, с ним ведь тоже надо бороться. Вот сеньоры и объяснят всем, что избыток высокомерия выходит из тела вместе с жизнью. Все логично, а они крайне логичные сеньоры. Девочки обречены. Как и я.