— Спасибо! — Она улыбнулась — ей, действительно, стало легче. Как я и говорил.
— Все. — Я вышел из бокса, куда тут же юркнула дежурная. И груди вырвался обреченный вздох. Эта девочка выжила, хотя и не моими стараниями. Но что будет дальше?
Вновь, как и прежде, никаких ответов.
Процесс сделали открытым. После покушения местное общество оказалось в таком взвинченном состоянии, что решили не рисковать, хотя в Большом Мире это вещь немыслимая. Но мы не в Большом Мире, и раз уж так получилось, офицеры пошли еще дальше и сделали из заседания трибунала настоящее шоу. А чего мелочиться? Затыкать варежку — так всем, а не только недовольным! Впрок, так сказать.
Я был рад такому решению, ибо на горизонте встали тяжелейшие задачи, решить которые я и сам мог только публично. Первая — показать всем, что не хочу гибели девочек, вопреки бродящим среди недовольных пересудам. И вторая — постараться защитить их от расстрела, вытащить в последний момент. Ключевое слово «постараться», ибо как это сделать, не имел ни малейшего понятия. Единственное мое оружие, знание о том, что сеньорины офицеры боятся потерять авторитет, даже оружием назвать сложно.
Но это не все аспекты проблемы. Дадут ли мне сыграть на публику, учитывая, что буду играть против авторитета управителей такого мощного влиятельного заведения? Получится ли у меня самого найти нужные аргументы, подобрать ключик к сердцам рядовых девочек, внимательно следящих за происходящим? Я не знал. Потому от волнения с утра бил мандраж, а кусок за завтраком не лез в горло.
Взаимоотношения с «чертовой дюжиной» замерли, застопорились. Девчонки не трогали меня, я их, мы взаимно не замечали друг друга. Кассандра откровенно дулась, считая, что я был не прав, не дав им возможности быстро и эффективно решить проблему, Сестренки ходили растерянные, обмениваясь со мной лишь фразами, смысловая нагрузка которых сводилась к словам, «да» и «нет», а и так нелюдимая Гюльзар замкнулась окончательно. Ей было неловко: с одной стороны она поддерживала Кассандру, считала, что они хотели поступить правильно, но с другой признавала, что это мое и только мое право принимать решение, как быть и что делать с противницами. Что они не должны были делать это за меня. Эта двойственность, усугубленная поразившим ее ножом из моей руки, отгородила восточную красавицу окончательно, и времени на преодоление сего барьера у нас не оставалось.
Потому, что у «сорок четвертых» среди обитателей корпуса осталось много подруг и сочувствующих, и в случае их расстрела у кого-нибудь обязательно возникнет желание отомстить. Не лично, своею рукою воткнув нож в тело, как хотели сами девочки, а пустить отравленную иглу в спину, подсыпать чего-то нехорошего в кружку, или сделать еще что-то подобное. И до марсианского Олимпа им будет вся лирика, предшествовавшая расстрелу.