Потом меня повезли в Москву, в Генеральную прокуратуру на улицу Радио. Перед этим с Корягиным у нас была репетиция допроса, что я должен сказать в прокуратуре. На улице Радио меня допрашивал следователь Генеральной прокуратуры Ущаповский. Когда я спросил о боеприпасах и о жене, он сказал: ты мне эти вопросы не задавай, лично я был против, чтобы их тебе подбрасывали, это инициатива Корягина, мы не знали еще, какой ты — разумный или неразумный.
Меня спросили, где я был 17 марта. А я был утром в мастерской и назвал человека, который меня там видел. Тут же Корягин привез мне протокол допроса, что этот человек из мастерской, Андрей, сказал, что это я просил сделать его мне алиби. Я сказал Корягину, что есть еще соседи, которые меня могли видеть. А он сказал, что в материалах дела окажутся показания тех соседей, которые тебя не видели, а тех, кто видел, не будет.
Со слов Корягина, самого Чубайса в этом БМВ во время покушения не было, и без Службы безопасности РАО «ЕЭС» это все обойтись не могло. Корягин просил меня сказать следователю, что 16 марта я якобы слышал разговор о каком-то господине по прозвищу «Пиночет» из Службы безопасности Чубайса, что этот господин имеет отношение к покушению. Корягин показал мне фотографию какого-то мужчины, сказал: это и есть Пиночет, и стал убеждать, что я должен буду этого человека упомянуть, что он якобы связан с Квачковым. Корягин просил меня сказать его начальнику, что я видел Пиночета на каких-то праздниках. Но я отказался, так как не хотел иметь проблемы со Службой безопасности Чубайса».
Карватко перевел дух, и вместе с ним шумно выдохнул весь зал, впитывавший каждое его слово о том, как сегодня в России, не в те далекие страшные 37-е, о которых так много сегодня говорят, а сейчас вот в эти наши сегодняшние дни, наследники Ежова и Ягоды продолжают добывать нужные им показания, ломая судьбы, угрожая жизни жен, детей.
Адвокат Закалюжный: «Сколько раз Вы были допрошены на предварительном следствии с составлением протокола?»
Карватко: «Первый раз с протоколом меня допрашивал только Ущаповский. А до этого они что-то записывали просто так».
Закалюжный: «Вы подтверждаете данные из этих протоколов?»
Карватко: «Я могу их подтвердить частично. Все, что касалось хронологии события, я этого знать не мог. Я говорил лишь то, что они мне написали».
Закалюжный: «Относятся ли Ваши пояснения и к заявлению на имя прокурора?»
Карватко: «Заявление положил передо мною Владимир Сулейманович, сказал: «На, перепиши». Я не мог ему возражать, я переписал, только возразил, что Найденов вообще не мог участвовать в покушении. Он же мне сказал: а ты предположи, что, возможно, это могло готовиться там, на даче Квачкова».