Силия лежала, пресыщенная до мозга костей, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, и чувствовала себя невесомой, как перышко. Дыхание Рамиза постепенно выровнялось, и он разжал объятия. Он откатился от нее, и Силия словно с размаху опустилась на землю.
— Я причинил тебе боль?
— Нет.
Ей хотелось, чтобы он снова обнял ее, хотелось утешения и нежных слов, но она понимала, что это невозможно, поэтому просто лежала тихо и старалась держаться спокойно.
— Хочешь есть?
Как ни удивительно, но она действительно почувствовала голод, хотя признаваться в этом было как-то неприлично.
— Я умираю от голода, — с усмешкой сообщил Рамиз. — Пошли.
И не успела она и пальцем шевельнуть, как он подхватил ее на руки и, прижимая к груди, отнес в соседнюю комнату и поставил на ноги.
— Мы не можем есть в таком виде, — сказала Силия, имея в виду, что они до сих пор были полностью обнаженные.
Рамиз вновь усмехнулся:
— Поверь мне — можем.
Он пинками собрал вместе раскиданные по полу подушки, потом поднял со стола огромный серебряный поднос с ужином, установил его на ковер у горы подушек и опустился на них.
— Иди сюда. — Он похлопал рукой по подушкам.
Но Силия стояла неподвижно, прикрывая руками грудь. Тогда Рамиз взял ее за руку и заставил сесть рядом. Силия устроилась полулежа на огромной бархатной подушке с кисточками.
Рамиз снял с одного блюда крышку, вынул пастилью и разломил. Кусочек начинки выпал Силии на руку, и Рамиз наклонился его слизнуть. Затем Рамиз дал ей откусить кусочек от порции и слизнул с ее губ крошки, а остальную часть отправил себе в рот.
Затем он принялся кормить ее с серебряной ложки гранатовым салатом с соком лайма и тонко нарезанным луком. Лайм пощипывал язык, придавая остроты поцелуям.
Потом наступила очередь сбрызнутых оливковым маслом жареных баклажанов со сладкими перчиками. Масло текло по пальцам, и Рамиз облизывал каждый по очереди.
Поджаренный с сахаром и имбирем ананас истекал соком, и Рамиз позволил струйкам бежать прямо в ложбинку между грудей Силии. Они уже перестали притворяться, что собираются ужинать, и играли в игру чувственного отклика. Рамиз вел — Силия следовала. Его грозило погубить его собственное поддразнивание.
Рамиз устроил на груди Силии целый пир — слизывая с сосков сладко-соленый ананасовый сок, он подспудно наслаждался пикантной остротой, которую он считал самой сущностью Силии. Она лежала под ним, возбужденная, раскрасневшаяся, со спутанными, разметавшимися волосами. Ее глаза горели страстью, и он знал, что она видит отражение этой страсти в его глазах. Он никогда раньше ничего подобного не испытывал. И даже затруднялся назвать это чувство. Казалось, все клеточки, даже самые маленькие, и Силии, и Рамиза перемешиваются между собой, а их жизненные силы как будто объединяются и образовывают единое целое. Они это чувствовали. Как будто их души слились, и теперь у них одна душа на двоих.