— Иногда, — спокойно ответила Дженивра. Пусть трактует ее ответ как хочет.
— Миссис Ральстон? Когда это мы соблюдали формальности с друзьями? — Генри улыбнулся кузену. — Это Дженни, или Дженивра, если тебе угодно. Я перестал называть ее «миссис Ральстон», наверное, лет сто назад. Весь последний год мы практически не расставались, ухаживая за дядюшкой. — Генри прочувствованно ей улыбнулся и, преодолев разделявшее их и без того весьма близкое расстояние, ободряюще похлопал ее по руке. Внешне все выглядело как дружеский искренний жест близкого человека, но Дженивра почувствовала в нем нечто другое. Казалось, Генри действует далеко не спонтанно, как хотел показать. Кроме того, подобный поступок весьма не характерен для Беннингтона. Ей очень не хотелось думать, будто внезапно вспыхнувшая привязанность Генри обусловлена ничтожными четырьмя процентами. Еще больше не нравилась мысль о том, что она вынуждена трактовать все именно так.
— Пережитые вместе трагедии обычно сближают людей. — Улыбка Генри потеплела, стоило ему на мгновение взглянуть ей в глаза.
Или разделяют. Дженивра определенно чувствовала себя не в своей тарелке. Они с Генри были прекрасными друзьями вплоть до вчерашнего дня. Беннингтон никогда не пытался превратить их знакомство в нечто более личное, и это делало его еще более для нее привлекательным. Он именно тот, в ком Дженни так нуждалась: умный товарищ, не требовавший от нее более, чем она хотела дать. Дженивра уже была раз замужем, и опыт семейной жизни ей не понравился. Она вовсе не спешила повторять его даже с любезным и милым Беннингтоном и уж точно не с его гораздо менее дружелюбно настроенным кузеном, как бы хорошо тот ни целовался.
— В последнее время мы часами читали вашему отцу. — Дженивра вернулась к беседе с Эшем, серьезно обеспокоенная тем, что Генри уже второй раз пытается исключить кузена из общего разговора.
— Как мило, — удалось выдавить из себя Эшу.
— А вы также получаете удовольствие от чтения? — снова попыталась вовлечь его в беседу Дженивра.
— Мне больше нравятся книги с… картинками. — Губы Эша сложились в озорную ухмылку, лучше всяких слов свидетельствовавшую о подлинном значении его слов.
— Господи, Эш. Да ты стал еще хуже, чем я помню, — неодобрительно проворчал Генри, даже не пытаясь скрыть раздражение.
— Равно как и ты, — парировал Эш.
Какие бы надежды на вероятную семейную привязанность между кузенами она ни питала, после такого обмена репликами с ними было покончено. Напряженность нарастала, и, казалось, сама атмосфера скоро завибрирует, как струны Бабкока, о которых рассказывал Эш. Дженивра огляделась по сторонам в поисках приятного и достаточно нейтрального объекта для обсуждения. Взгляд ее наткнулся на стоявший у стены музыкальный инструмент.