Добропорядочный распутник

В тускло освещенной спальне, сама атмосфера которой была пропитана долгой и безнадежной болезнью, воцарилась угрюмая тишина.

— Завещание следует изменить. — Старый граф дернулся, словно подчеркивая натужным движением непреклонность своей воли.

— Я и в первый раз вполне расслышал ваши слова. — Маркем Марсбьюри, последние десять лет исполняющий обязанности личного адвоката графа Одли, ответил с терпением, воспитанным долгим опытом. Граф — первый клиент, пожелавший в последнюю минуту изменить завещание. Однако его требования оказались, возможно, самыми неординарными в практике видавшего виды адвоката.

— Ты не согласен с моим решением, — попытался поддеть старик. В голосе больного послышались привычные раздражительные и нетерпеливые нотки, которых не было в последние месяцы. «Возможно, это хороший знак, — с затаенной надеждой подумал Марсбьюри. — Не исключено, старику вновь станет лучше. Господь свидетель, потеря его будет настоящим ударом для графства». Однако кому, как не адвокату, ведущему дела о наследстве, знать, что накануне скорой кончины человек часто ощущает внезапный краткий прилив энергии, который иногда может продлиться один-два дня, а потом… потом ничего.

— Да, я не согласен, Ричард. — За последние десять лет с Одли они стали друзьями. — Я могу понять желание передать поместье в доверенное управление, своего рода опекунство. После того, что произошло с Алексом, это выглядело бы вполне логично. — Марсбьюри покачал головой. — Однако вводить это странное долевое управление и передавать пятьдесят один процент ей представляется мне бессмысленным. У тебя два жизнеспособных прямых наследника, причем один из них — твой второй сын. Господь с тобой, Ричард, да она даже не британка. Американка.

— Именно в ней нуждается поместье. И она вполне доказала это за год своего здесь пребывания, — энергично возразил граф, не желая слушать критику. — Некоторое количество американского образа мышления может стать живой струей, столь необходимой этому уголку Британии. Да и она стала для меня как дочь, которой у меня никогда не было.

И даже, возможно, заменой сыну, более десяти лет не ступавшему на порог родного дома.

— Эш вернется домой, — вставил Марсбьюри, однако достал бумаги и чернильницу, принимаясь составлять документ. Ему было не понаслышке известно упрямство старого графа. Переубедить его представлялось непосильной задачей.

— Пока я жив, нет, — бесстрастно заметил Одли. — Мы поссорились, и он довольно ясно обрисовал мне свою позицию.

«Да уж, сын немногим отличается от отца», — подумал Марсбьюри, заканчивая оформлять дополнительное распоряжение к завещанию, и протянул документ графу. Адвокат придержал дрожащую руку старика, помогая вывести подпись. Некоторое время назад тот утратил способность писать самостоятельно. Однако даже с посторонней помощью его подпись выглядела едва различимой закорючкой.