— Нет. — Она поцеловала его так нежно, что он засомневался — не сон ли это, — однако ее рука не прекращала гладить его бедро. Нинн была настоящей. — Ты Лето из клана Гарнис, — шепнула она ему в губы. — Ты Король Дракона. И если позволишь, я могу полюбить тебя.
Он обхватил ладонями ее виски.
— Можешь?
Выражение ее лица стало лукавым — с серебряным мерцанием в глазах, которое вывело их из темноты.
— Ты же не будешь отрицать, что мы не так уж часто оказывались на одной стороне.
— Но когда это случалось, я чувствовал, что это правильно.
— Да. И я. И сейчас это тоже правильно. — Она выгнулась под его прикосновением, а он запустил жесткие властные пальцы ей в волосы. — Я попросила о тебе, помнишь? Я хотела оказаться здесь, с тобой. Оказаться на одной стороне и знать, что это навсегда.
— Нам не позволена вечность. Особенно здесь.
— Значит, мы выберемся отсюда.
Он покачал головой.
— Невозможно.
— Я не стану действовать с той же глупой нетерпеливой доверчивостью, как получилось с Килгором. Вместо этого ты станешь моим воином, и я запылаю, как эти Драконом дранные фейерверки. — Она улыбнулась и положила теплые ладони ему на плечи, встряхивая его. — И тогда ты тоже, может, полюбишь меня.
Может?
Не было здесь никакого «может».
Он уже любил ее. Нинн из клана Тигони была фейерверком, ярким и чудесным, в месте, которое не знало ни яркости, ни чудес. И он хотел ее света, жаждал его. И был неимоверно благодарен за то, что она делится с ним своим светом. Он принимал ее безопасность так близко к сердцу, потому что само его сердце зависело теперь от нее. И потерять ее теперь означало потерять ту часть себя, о существовании которой он не подозревал раньше, часть, свободную от чужих желаний, часть, принадлежащую только ему. И ей.
— Когда мы будем свободны, — сказал он, целуя ее в плечо. — Обещаю.
— А теперь тебе нужно пообещать, что ты больше не остановишься.
Она вытянулась на матрасе, выгнула спину и развела колени. Розовая влажная плоть между ними так и манила попробовать ее на вкус. Лето скользнул ниже и лизнул. Ладони Нинн взлетели к его затылку. Еще один новый звук. Жажда. Сочетание «да», стона и проклятия, родившегося раньше, чем все Пять кланов. Она была соленой и сладкой, горячей и пульсирующей под его языком. Каждое дразнящее прикосновение оживляло его желание. Прошлое было прошлым — болезненным, ждущим возможности отомстить.
Но в этот миг Лето наконец смог отрешиться от проблем сознания и отдаться на волю тела. Рефлексов. Инстинктов. Эгоистичных желаний. Нинн извивалась от жадных движений его языка. Ее руки ускорились на его затылке. Дракон благой, своим темпераментом она сводила его с ума. Они подходили друг другу во всем, от целей до решимости и чистого упорства. Он применил это упорство лучшим из чувственных способов: начал лизать быстрее, сосать сильнее. И возбуждаться в ритме своих же движений. Он был готов.