Прислуживающие за завтраком молчаливые слуги напоминали привидений. А я — я себя так не контролировала уже очень давно: следила за каждым жестом, за каждым словом, сидела, уткнувшись взглядом в столешницу и чувствуя в волосах чрезмерно тяжелые шпильки, с помощью которых Абигел уложила волосы. Но все равно ежесекундно казалось, что за мной следят и наблюдают: ловят каждый жест, каждый взгляд…
— Что привело вас в Фирбоуэн, госпожа де Шасвар?
— Я путешествую.
— В нескольких часах пути отсюда есть небольшая агуанская деревня… Вы ведь были там?
Интересно, откуда такие сведения? Он уже успел послать кого-то туда?
Но спорить я не стала.
— Была.
— А… Тот юноша, что находился с вами, кто он вам? Ваш муж?
Айден?! Я едва сдержалась, чтобы не спросить, где он. Если я здесь пленница, вряд ли мне что-то расскажут. Особенно если я буду выглядеть очень заинтересованной.
— Случайный попутчик. — Сама не знаю, как я умудрилась натянуть на лицо маску спокойствия. А потом еще и меланхолично спросила: — Вы давно его видели?
— Тогда же, когда и вас. Несколько дней назад. Вы замужем?
Ну раз уж я решила, что не называю фамилию Шемьена…
— Нет.
Рука слуги, наливавшего вино в бокал, дрогнула, и он пролил несколько капель мне на рукав.
Граф Брашан какое-то время помолчал, крутя в руке вилку, и вздохнул:
— Все-таки приятно осознавать, что дитя Гвендолин пошло в нее красотой.
Тут я все-таки не удержалась:
— Вы знаете маму?
Нет, я помню, он на что-то такое намекал, но тогда у меня не было возможности спросить. А вот сейчас есть.
— Когда-то я претендовал на ее руку и сердце. И если бы не ваш отец, — в голосе графа зазвучали мечтательные нотки, — мог бы даже их получить, несмотря на возможное кровосмешение. Еще и этот идиот Хевин помешал.
Незнакомое имя я пропустила мимо ушей, а вот вопрос кровосмешения меня как-то забеспокоил:
— В каком смысле?
— Гвендолин — моя кузина. Не двоюродная, правда. В пятом или шестом колене.
И тут я поняла…
Я наконец поняла, кто сидит передо мной. Поняла, откуда он знает, что я была в деревне с Айденом. А еще я вспомнила, где слышала имя Мордред. Ведь именно это имя называла мама, перед тем как я сбежала от нее.
Я все поняла, но изменить что-либо уже не могла…
Следующие три дня я провела практически в гордом одиночестве. Из комнаты меня не выпускали; из окна не выберешься и не сбежишь — нужна как минимум веревочная лестница, да и то не факт, что с ее помощью удастся что-то сделать; рядом с окнами постоянно кружили хищные птицы, я так понимаю, слуги господина графа, чтоб ему пусто было. Практически в одиночестве — потому, что изредка ко мне забегала Абигел. У девушки все время были красные заплаканные глаза. Я пыталась ее разговорить, выяснить, что случилось, не сильно ли ей досталось из-за того, что она принесла мне какое-то неправильное зеркало, но запуганная служанка отмалчивалась.