Я осторожно отодвинулась от все еще не открывшего глаза капрала, прижала к ладони к горящим то ли от стыда, то ли еще от чего-то щекам и поспешно, пока милез еще не проснулся, шмыгнула к двери.
На пороге споткнулась о задремавшего Брыся. Зверь лениво покосился на меня, но так и не соизволил встать — лишь слегка подвинулся, открывая проход. И снова заснул.
Мужчины…
Уже выскочив в коридор, я столкнулась с местным знахарем.
— Как он? — На висках пожилого агуанина серебрилась седина, но карие глаза смотрели молодо.
Ох, я же никому не сказала, что капрал пришел в чувство!
— Ему лучше. Он очнулся. Правда, это было ночью, сейчас он снова спит… но, кажется, все будет в порядке.
— Очнулся? — Лекарь шагнул в комнату.
Как он умудрился не наткнуться на развалившегося Брыся, для меня осталось загадкой.
Я осторожно направилась вслед за лекарем:
— Ну да. А потом заснул. Думаю, ему стало лучше.
Я ожидала, что специалист подтвердит мои радостные слова, но тот склонился над кроватью, озадаченно прищелкивая языком. Попробовал ладонью лоб капрала; порывшись в мешочке, висящем на поясе, вытащил щепотку какого-то порошка, сдул с ладони, прислушался к чему-то, улавливаемому лишь им, и огорченно вздохнул:
— Плохо дело.
— Что вы имеете в виду? — охнула я.
Иглонос, проснувшийся от моего выкрика, подскочил и озадаченно закрутил головой, пытаясь понять, что происходит.
— Не кричите, госпожа, — опустил глаза знахарь. — Помирает он.
— Как — помирает? Вы что? Он не может умереть! Я с ним только что разговаривала, всего несколько часов назад? Он просто спит!
— А почему тогда до сих пор не проснулся? — горько усмехнулся знахарь, вытирая ладони о темный передник. — Вы ведь громко говорите.
А ведь и правда.
Я рванулась к кровати:
— Капрал! Капрал, вы слышите меня? — Ладонь коснулась плеча милеза, и я испуганно отдернула руку, почувствовав под пальцами холод льда. Подняла перепуганный взгляд на агуанина: — Что происходит? Ему ведь было лучше! Я разговаривала с ним!
Тот только печально улыбнулся:
— Наверное, вам почудилось, госпожа. Он умирает.
— Он не может умереть!
Меня ласково погладили по плечу, забыв о всяческих сословных представлениях:
— Он умирает, госпожа. Яд химероидов слишком силен. Вы сами почувствовали ледяное прикосновение смерти. И вряд ли он дотянет до завтра. Простите, госпожа. Все в руках Великого Керноса, я больше ничем не могу помочь.
И лекарь вышел из комнаты, ссутулив плечи.
А я уже даже плакать не могла.
Если ночью я хоть как-то боролась за жизнь капрала — пусть знахарь говорит, что разговор с ним мне почудился, — то сейчас я чувствовала себя просто опустошенной. Села на край кровати, тихонько прикоснулась кончиками пальцев ко лбу капрала и вновь вздрогнула, чувствуя холод, идущий от его кожи. Казалось, что внутри, под ней, — сгусток льда, зародившийся где-то в глубине и медленно, неумолимо затягивающий все тело в ледяной каркас, поглощающий биение пульса, который с каждым мгновением становился все тише, все неразличимее.