Ведьмак покачал головой.
— Ты вылечила… оживила ее? Нет, это невозможно. А значит, она была жива там, на корабле. Жива. Притворилась мертвой.
Агуара громко залаяла. Ему понадобилось время, чтобы понять, что это был смех. Что лисица смеется.
— Когда-то мы могли многое. Иллюзии волшебных островов, пляшущих в небе драконов, видимость огромного войска, приближающегося к стенам города… Когда-то, давно. Теперь мир изменился, наши способности уменьшились… а мы измельчали. Мы уже больше лисицы, чем агуары. Но все же, даже самая маленькая, даже самая молодая лиса способна одурачить иллюзией ваши примитивные человеческие чувства.
— Впервые в жизни, — сказал он через минуту, — я рад, что меня обманули.
— Неправда, что ты все сделал плохо. А в награду можешь коснуться моего лица.
Он кашлянул, глядя на острые зубы.
— Хм…
— Иллюзия это то, о чем ты думаешь. Чего боишься. И о чем мечтаешь.
— Что?
Лисица тихонько гавкнула. И изменилась.
Темные, фиалковые глаза, пылающие на бледном, треугольном лице. Локоны цвета воронова крыла, волнующиеся как буря, каскадом ниспадающие на плечи, блестели, отражая свет, как павлиньи перья, извивались и волновались при каждом движении. Губы, чудесно узкие и бледные под помадой. На шее черная бархотка, на бархотке обсидиановая звезда, искрящаяся и рассыпающая вокруг тысячи отблесков.
Йеннифэр улыбнулась. Ведьмак коснулся ее щеки. И тогда сухой кизил расцвел.
А потом подул ветер, тряхнул куст. Мир исчез за занавесью кружащихся белых лепестков.
— Иллюзия, — услышал он голос агуары. — Все иллюзия.
*
Лютик закончил петь. Но не отложил лютню. Он сидел на обломке поваленной колонны. Смотрел в небо.
Геральт сидел рядом. Он размышлял о разных вещах. Укладывал в себе разные вещи. Вернее, пытался уложить. Строил планы. В большинстве совершенно нереальные. Он пообещал себе много всякого. Сильно сомневаясь, что какие-либо из этих обещаний он сможет сдержать.
— А ты, — вдруг сказал Лютик, — никогда не хвалишь мои баллады. Сколько я сложил и спел их при тебе. А ты ни разу мне не сказал: «Это было здорово. Хочу, чтобы ты сыграл ее еще раз». Ни разу такого не сказал.
— Согласен. Я не говорил, что хотел бы. Хочешь знать, почему?
— Почему?
— Потому что не хотел.
— Это такая жертва? — не сдавался бард. — Неужто так трудно? Скажи: «Сыграй это еще раз, Лютик. Сыграй "Время рекою"».
— Сыграй это еще раз, Лютик. Сыграй «Время рекою».
— Ты сказал это совершенно неискренне.
— Ну и что? В конце концов, ты ведь и так сыграешь.
— А чтобы ты знал.
Вот свечка мигнула, огонь погас
Коснулся и нас вдруг ветер прохладный