Во-первых, ни в коем случае не вступать с ней в спор. Почему-то наши ссоры превратились во что-то вроде извращенной формы прелюдии. Во-вторых, больше никогда не фантазировать о ней. Это означало — никаких воспоминаний о наших сексуальных контактах, никаких фантазий о новых встречах, никаких мыслей о мисс Миллс неглиже или о каких-либо частях моего тела, прикасающихся к ней.
И, по большей части, все шло согласно плану. Мне постоянно было не по себе, и неделя тянулась бесконечно, но, не считая множества грязных фантазий, я держал себя в руках. Я старался бывать в офисе как можно реже, но в те минуты, когда нам приходилось оставаться в одной комнате, мы обращались друг с другом с той же вежливой неприязнью, что и прежде. Но клянусь, она пыталась сломить мою решимость! Казалось, что с каждым днем мисс Миллс выглядит еще сексуальней, чем накануне. Каждый день какая-нибудь деталь ее туалета или поступок вновь ввергали меня в бездну. Я заключил с самим собой договор, что больше не будет никаких обеденных «сессий». Мне надо было прекратить это, и, воображая ее во время мастурбации — черт, воображая, как она мастурбирует, — я вряд ли оказал бы себе большую услугу.
В понедельник чертовка пришла с распущенными волосами. И все, о чем я мог думать, пока она сидела напротив меня во время совещания, — это как я наматываю на кулак ее локоны, а она ложится на меня.
Во вторник моя мучительница явилась в обтягивающей юбочке по колено и в чулках, на которых сзади был виден шов. Она выглядела точь-в-точь как хорошенькая сексуальная секретарша.
В среду она была в костюме. Против ожиданий, это только ухудшило положение. Я не мог избавиться от мыслей о том, каково будет стянуть брюки с ее длинных ножек.
В четверг на ней была совершенно обычная блузка с V-образным вырезом, но дважды, когда она нагибалась за моей ручкой, я смог отлично рассмотреть то, что под блузкой. Лишь один раз из двух она проделала свой трюк намеренно.
К пятнице мне казалось, что я с минуты на минуту взорвусь. Я не дрочил ни разу за всю неделю, и яйца у меня уже просто посинели.
Входя в офис в пятницу утром, я тайно уповал на то, что она возьмет отгул. Но внутреннее чутье подсказывало, что надежды мои напрасны. Я был на взводе и в крайне мерзком настроении, а потому, распахнув дверь, чуть не схлопотал сердечный приступ. В темно-сером вязаном платье и сапогах по колено, она низко наклонилась, поливая растение в горшке. Все изгибы ее тела были как на ладони. Кто-то наверху определенно имел на меня зуб.
— Доброе утро, мистер Райан, — проворковала она, останавливая меня, когда я проходил мимо.