– А мы подумали, вы украдкой пробирались в царское время и подрабатывали в нашем парадном швейцаром: там человек в мундире – просто ваша копия!
– Ничего удивительного – это ж мой родной прадед! – сообщил пенсионер. – Как он там, здоров, не болеет?
Более странного разговора в моей жизни не было.
– Бодрый, службу нес исправно, в дом не впустил ни в какую, прямо попёр нас из дверей на улицу!
Петрович удовлетворенно хмыкнул.
* * *
Прадед с женой и детьми всемером теснились в комнатке привратника, прямо при входе в парадное: за стеной шумела «чайная», подвыпившие посетители частенько били стекла в единственном окошке каморки.
Глава обширной семьи честно и преданно нёс свою круглосуточную, без выходных, вахту без всякой платы от владельца дома: трудился за крышу над головой, да за мелкие деньги «на чай» от состоятельных жильцов и богатых гостей.
Неудивительно, что после Октябрьской революции 1917 года семейство оказалось на стороне восставшего пролетариата.
Старший сын, дед Николая Петровича, надел кожаную тужурку и стал чекистом, работником чрезвычайного комитета, сокращенно ЧК.
Его активными стараниями нашу квартиру быстро уплотнили: семью фон Тизов переселили в людскую, остальные комнаты заняли неимущие, беднота, рабочие, красноармейцы, бывшая прислуга.
«Уплотнение»! Вот что значило это слово в бабушкиных воспоминаниях. Правда, она упорно избегала говорить подробнее, лишь бормотала: «Такое было время, детка». Наверное, её родственники тоже кого-нибудь «уплотнили», поэтому бабуля и стеснялась признаваться?
Предки Николая Петровича заняли смежные помещения – столовую и буфетную. Уже в нынешнее время, когда Петрович остался один – жена умерла, сын-офицер уехал в гарнизон, проём между столовой и буфетной заложили, за стеной поселились другие люди.
– Нехорошо, конечно, с Тизами поступили – мебель, вещи, фарфор, посуду растащили. Всё ж таки немало Тиз пользы России принес, известная была фамилия в инженерной среде, – виновато сказал сосед. – Но время тогда сложное было.
– Николай Петрович, на кухне в угловом шкафчике стояла посуда фон Тизов? – догадалась я.
– Она самая, разграбленная. В те годы говорили: экспроприированная на нужды трудящегося и угнетаемого народа.
– Значит, фарфор украла, вернее, унесла его хозяйка, Маргарита, – сказал Илья.
Петрович развел рукам: она, черная дама, Маргарита фон Тиз.
– Странно: Маргарита пришла из прошлого забрать чашки, которые в прошлом у нее еще есть? – протянул Илья.
– Ничего странного, это же потусторонние дела. Когда пять лет назад дамочка заявилась впервые, я поговорил со знакомым экстрасенсом, – сообщил Петрович. – Он сказал: в местах стыковок временных слоев и в тоннелях всегда происходят парадоксальные вещи, необъяснимые с точки зрения здравого смысла. А как она вообще к нам приходит, если уже померла давно: вроде в тридцатые годы её… того…