И вдруг неожиданно бросает слово:
— Иерихон.
Детектив оторвал взгляд от дороги.
— Что?
— Первый раз я работала с профессором Мастерсом в Иерихоне.
Он удивленно взглянул на нее. Она продолжала вести внутренний диалог.
Ее голос оказался не таким, как он ожидал. Он был глубоким, звучал твердо и зрело, и в то же время какие-то его нотки заставляли вспомнить сливочное мороженое с помадкой.
— Что случилось с профессором? — спросила она. — Это была авария?
— Он упал с лестницы.
Она посмотрела на него.
— Он мог умереть, — сказала она, вспомнив, что ее бывшему учителю уже почти семьдесят.
— Он в очень тяжелом состоянии.
Снова прогремел гром, и молния лучами расползлась по небу. Они свернули с шоссе и начали взбираться по дороге на вершину холма. Мгновение спустя они ехали вниз по бульвару Уилшир, где впереди сквозь мельтешащие на лобовом стекле «дворники» был виден светящийся указатель с надписью «Неотложная скорая помощь».
Полицейский сбросил скорость и заехал на стоянку. Кэндис думала, что он высадит ее здесь и уедет, но он припарковал машину в красной зоне и проводил ее через двойные двери к лифту, где нажал кнопку с цифрой 4. Яркий свет теперь позволял разглядеть морщины в уголках его глаз и край белокурых волос под шляпой, которую он все еще не снял. К своему удивлению, она заметила, что под мокрым плащом на нем был надет пиджак, белая сорочка с накрахмаленным воротничком и аккуратно завязанный галстук из бургундского шелка. Может, его вызвали с какой-то вечеринки?
Она ожидала увидеть толпу волнующихся друзей и родственников в приемном покое отделения интенсивной терапии, но там никого не было. Коридор был пуст, лишь какой-то мужчина пил воду из фонтанчика. В самом отделении также не было никого, кто бы, тревожась, сидел рядом с постелью профессора.
— Разве вы не известили родных и знакомых профессора о произошедшем? — спросила она, когда оставляла свои личные данные в журнале регистрации посетителей.
— Только вас, — ответила медсестра, направив Кэндис к одной из палат, расположенных полукругом от центральной стойки с мониторами.
Когда она увидела своего старого наставника лежащим на белых простынях, слезы подступили к ее глазам: повязка вокруг его поврежденной головы, капельница, подведенная к его руке, кислородная канюля под носом, пикающий монитор сердцебиения — все это расстроило ее. Цвет его кожи был ужасным: он выглядел не просто старым, а древним.
Она смотрела на его руки, покрытые пятнами и синяками в том месте, куда была введена игла капельницы, и в ее памяти всплыла старая картина: его прекрасные руки, работавшие над древним папирусом, рассыпавшимся на тысячи мелких фрагментов. Профессор проводил часы, складывая их в единое целое, иногда у него уходило несколько недель на то, чтобы соединить два неровных края.