— Мне жарко, — наконец взмолилась она.
— Мне тоже, — ответил мужчина, глядя прямо ей в глаза и по-прежнему крепко прижимая ее.
Она не выдержала его настойчивого, раздевающего взгляда и в испуге опустила глаза, но теперь ее взгляд уперся в худое, беспрерывно подергивающееся адамово яблоко, будто ее партнер был неимоверно голоден и беспрерывно сглатывал слюну, увидев горбушку свежеиспеченного хлеба. Ей стало противно, потом охватил такой ужас, что, задыхаясь, она вырвалась из его объятий и бегом пустилась к двери, но кто-то схватил ее за руку, причинив еще большую боль.
— Чего вам надо? — с ужасом спросила она.
— Тихо, я тоже хочу танцевать.
— Вот и танцуйте на здоровье со своей… с ней, — она хотела сказать «со своей женой», но не посмела.
Резко дернув за руку, мужчина поймал ее в объятия и сильно прижал к себе. Они снова танцевали только вдвоем: и ученики, и гости, и учителя стояли понурив головы и исподлобья наблюдали, чем же закончится эта необычная игра. Бируте кружилась на цыпочках и оглядывалась на пеструю немую стену окружающих людей с мольбой о помощи, а потом застыла, замерла от стыда, когда храбрый вояка стал тискать ее. Вдруг она обеими руками оттолкнула его и, выпрямившись, ударила по наглой, самоуверенной морде.
Музыка умолкла. Весь зал замер. Тогда вожак этих вооруженных людей подошел к ней, пальцем поднял подбородок и долго смотрел в затуманенные слезами глаза Бируте.
— Гавенайте? — спросил, что-то припоминая.
Она дрожала как осиновый лист.
— Значит, твой брат работает у этих нищих в волости?
Она не ответила. Некогда было. Она глотала слезы, стараясь не заплакать.
— Может, ты и мне дашь оплеуху?
— Если полезешь куда не следует — дам, — не веря своим ушам, ответила она. — Получишь и ты, — приободрила себя.
Вожак улыбнулся и двумя пальцами осторожно расстегнул верхнюю пуговицу ее глухого платья.
— Ну?
Бируте поглядывала на сопливых деревенских пареньков, поглядывала на вооруженных мужчин, смотрела на благородных учителей и друзей, взглядом умоляла своего соседа Навикаса, так сильно озабоченного ее судьбой, но все только отворачивали от нее глаза и смотрели в землю.
Зеленый протянул руку и расстегнул вторую пуговицу:
— Ну?
Она стала молиться, просила бога, чтобы остановил этого подлеца, чтобы послал молнию и забрал ее к себе, но напрасно — жесткие, пожелтевшие пальцы расстегнули третью… и последнюю, четвертую пуговицу!
Она молчала и кусала дрожащие губы. Вокруг столько вооруженных, столько готовых защищать свою родину патриотов, а Бируте среди них словно загнанный на охоте зверек… Вокруг столько глаз, умеющих плакать и смеяться, но ни один не видит ее стыда и боли; вокруг столько ртов, без всякой необходимости извергающих проклятья и лозунги, но не слышно ни словечка. Вокруг столько людей… И когда он попытался еще раз протянуть руку, она привстала на цыпочки и ударила его по щеке.