— Ты спишь?
— Иди ты к черту!
— Зря ты на меня… Если б ты знал…
— Гангстеров надо было на Моцкуса нанять, тогда самому не досталось бы. Ведь ты богат.
— Богат, — как эхо откликнулся Стасис, — но, если по правде, что эти деньги? Вода. Растратил, и все. Вещами обрастаешь. Но ты не знаешь, как приятно чувствовать, что их у тебя много.
— С такими мыслишками еще сто лет без великого труда проживешь. Вот вытащу сотенную, покажу — и тут же забалдеешь.
— Нет, — запротестовал Стасис, — и миллион уже не нужен. Эта осень для меня последняя.
У Саулюса в голове все перепуталось. Он уже достаточно оскорбил Моцкуса, достаточно поиздевался над Жолинасом, так сказать, активно, с комментариями и рассуждениями; он выслушал обе стороны, но так и не смог решить, кто из них прав, а кто виноват. «Ну их», — плюнул и, не в силах ни о чем думать, спросил:
— А может, эта бабенка на твои поминки что-нибудь покрепче приволокла?
— А как же!.. Только не мне, а докторам, сестричкам за уход. — Он долго копался, пока вытащил бутылку водки, слабо блестевшую в сумерках.
Саулюс взял ее, сорвал зубами пробку и сделал порядочный глоток.
«Напьюсь, — подумал, — и тогда… Прости, Грасите».
— Заграничная, — причмокнул губами Стасис. — Может, огурчик, чтоб душу успокоить?
— Не приучен, — Саулюс сделал еще несколько глотков, и вскоре его охватила такая безысходная тоска, что он не выдержал и признался Стасису: — Никогда не думал, что настолько тяжко будет расставаться с этим безрадостным светом. — Теперь он пожаловался бы даже самому страшному человеку, даже камню, если бы тот умел выслушать его.
Стасис молчал, копался, потом с хрипом слез с койки, на коленях подошел к Саулюсу и стал молиться.
— Ты что, заупокойную читаешь? — У Саулюса перехватило дыхание.
— Даже сам не знаю. — Его холодные пальцы искали руку Саулюса. — Прости, если можешь, по-христиански прости меня. Сам господь свел нас… Пока еще издевался, я думал… Но если так…
— Отвяжись, — сунул руку под одеяло и еще крепче сжал бутылочку. — Я не ксендз.
— Знаю. Это я виноват в твоей беде.
— Брешешь! — Саулюс почувствовал, как пальцы начали неметь под ногтями.
— Как перед богом… Правда. Залез под машину и открутил первую попавшуюся гайку.
— Брешешь! — Саулюс уже не чувствовал ни рук, ни ног. Окоченел весь, но поверить не мог. — Откуда знал которую?
— Ведь собирались «Волгу» покупать, почитывал изредка…
Саулюс выпрямился, словно от удара в подбородок, потом потяжелел, весь взмок от пота и едва выговорил:
— Уходи, ты не человек… Ты клещ… Гнида! Ты… ты даже сам не знаешь, кто ты.