— Я, наверно, пойду. — Он решительно встал и оглянулся в поисках кепки. — Если вы не против, я в вашем сарае на сене пересплю.
— Я шубу теплую принесу, — вдруг оживился Стасис. — Из восьми овчин, почти до земли.
— Еще чего! — одернула его Бируте. — А сам зубами стучать будешь, когда вода в грелках остынет.
— Как хочешь, — уже не сопротивлялся Стасис и, с трудом поднявшись, попрощался так, будто его ставили к стенке: — Прости, если что…
Саулюс вышел следом, погулял по саду, проверил машину, помыл возле колодца ноги и, сунув босые ступни в оставленные кем-то галоши, вернулся в комнату. Выкурив сигарету, лег в белую, хрустящую постель и долго приказывал себе заснуть.
«Какой черт занес меня сюда? Разве у меня нет дома? Неужели мне мало одной жены? — ругал себя и оправдывал: — Но откуда в ней столько чарующей силы? Достаточно было ей улыбнуться, позвать — и я уже здесь… — Саулюс видел Бируте такой, какую желал всю дорогу, предвкушал так легко обещанную ею нежность и верил, что на сей раз все будет куда прекраснее, таинственнее и интереснее, чем было до сих пор. Но потом видение исчезло, он почувствовал отвращение к себе: — Подлец, убить тебя мало! — Жадно прислушивался к каждому звуку и гадал: придет или нет? — Нет, никоим образом, это было бы бесчеловечно, просто страшно, да еще под боком у такого хворого!» — снова видел ее, выходящую из омута, снова ругал себя, но все еще ждал, ждал, пока окончательно не измучился и не заснул.
Ему снились банька, купающиеся там Грасе и Бируте; снился и Стасис, страшно злой, который угрожал им топором; снился Йонас, спящий нагишом в сугробе и своим дыханием растапливающий снег; снился Моцкус, пока, наконец, все не перепуталось. Саулюс метался в постели, проснулся весь мокрый и услышал какой-то тихий шорох за дверью.
«Наверно, кошка», — подумал, но заснуть не мог. За дверью на самом деле кто-то скребся и тяжело дышал. Саулюс вытащил из-под подушки фонарик и направил луч в сторону двери. Там никого не было. Тогда он вышел в сени и в щели кухонной двери увидел лезвие хлебного ножа. Кто-то с другой стороны пытался поднять им защелку. Не раздумывая, Саулюс подскочил, резко распахнул дверь и отступил. В кухне стоял хозяин, а у его ног поблескивал острый топор лесоруба.
— Ты с ума сошел! — Саулюс на всякий случай наступил ногой на топорище и схватил полуночника за руку.
— Пусти, — дергался Стасис. — Взял что хотел, а теперь убирайся. — Он не выпускал из рук нож.
— Я не думал, что ты такой выродок, — с некоторым облегчением вздохнул Саулюс, вырвав у хозяина оружие. — И поверь, если я раньше еще немного жалел тебя, то после такого спектакля прямо скажу: ничего мне так не хочется, как отбить у тебя жену. Не только ее. Если б я мог, ни одной живой твари к тебе не подпускал бы.