Утром она была весела и по-женски сдержанна, а он не отводил глаза в сторону и как умел ухаживал за ней, демонстрируя немного позабытую гимназическую галантность, а потом, когда схлынул первый наплыв чувств, они оба несколько преувеличенно заинтересовались холостяцкой жизнью друг друга.
— Викторас, тебе нельзя оставаться здесь ни дня. — Ее голос звучал дружески.
— Я сам знаю, — буркнул он, почувствовав к ней еще большую благодарность, — но куда мне деваться?
— Иди учиться, — ответила она. — Будь у меня такой фундамент, я бы не сидела сложа руки.
— Какой фундамент?
— Ты такой начитанный, а твоя память — просто чудо!
Он рассмеялся, вспомнив, что в гимназии учился довольно тяжело, ценой огромных усилий запоминая множество предметов. Но прошло столько времени… И когда его приятели-отличники почти все позабыли, его память выкинула штуку: весь, прежде с таким трудом заученный, школьный курс вдруг воскрес в пластах подсознания и с каждым днем все ярче и ярче вырисовывался в памяти. Его начитанность удивляла.
Как-то один приятель, усомнившись в знаниях Моцкуса, спросил:
— Откуда ты знаешь все это?
— Оттуда же, откуда и ты: ведь мы вместе учились.
— Не прикидывайся, ты, наверно, и теперь учишься?
— Говорю: в прошлом учился…
— Из прошлого люди только силу черпают, — не поверил товарищ.
А теперь то же самое говорит эта малознакомая фельдшериха… Моцкус с признательностью улыбнулся ей и спросил:
— Кто меня отпустит?
— Кто назначил, тот и отпустит.
— Утопия.
— Почему? Мой отец — довольно влиятельный человек. Я поговорю с ним, вот и все дела.
— Поговори, только боюсь, что ничего из этого не выйдет. — Он был уверен, что ее слова — лишь деликатный завершающий аккорд их коротенького романа.
Марина уехала, а через несколько дней его вызвали в Вильнюс.
— Тебе надо учиться, — повторил ее слова тихий и очень упрямый начальник отдела кадров, все время кормивший его железными аргументами: «Нам лучше знать… мы только советуем… есть такое мнение…» теперь он так же тихо согласился со всеми аргументами Моцкуса и даже разрешил ему выбрать, куда пойти. — Вы мечтаете об университете? — удивился начальник и улыбнулся, словно жалея его.
— Так точно.
Тот покачал головой, еще откровеннее ухмыльнулся в усы, а потом добавил:
— Я бы на вашем месте, имея такого покровителя, не стал так легкомысленно относиться к своему будущему.
— Если понадобится, и там словечко замолвит, — шутил Викторас.
— Может быть. — Он пожал плечами и на всякий случай добавил: — Университет, братец, это не милиция.
И он оказался прав: в университете надо было много, чертовски много работать, чтобы угодить единственному начальнику, называемому наукой. Но тогда Моцкус верил, что труд по сравнению с проклятыми выстрелами — это неземное счастье, рай, предназначенный только для избранных, поэтому весело улыбнулся начальнику, так неожиданно укрощенному женщиной, и, невзирая на его звание, ответил: