Евгения Петровна, когда приезжала сюда, останавливалась у Ковалевых. Привезла семена — посадить у казармы цветы… По просьбе Васильева рассказала солдатам о заводских делах. А на прощание сфотографировалась со взводом Санчилова. Дроздов пристроился возле нее, выставя ногу вперед, лихо сбив набок шапку и воинственно поглядывая на мир.
…Санчилов сегодня доверительно сообщил, что его будущая жена — учительница, летом навсегда, как он не без значения подчеркнул, приезжает сюда.
Все-таки решил судьбу.
И, в какой уже раз, Ковалев подумал о своей пожизненно избранной профессии. Конечно, бывает очень трудно… Это вечное ощущение непринадлежности себе, каждодневная напряженность, перегрузки, от которых наваливается подчас страшная усталость… Чаще всего неосуществимое желание хотя бы ненадолго выключить мозговые рубильники, оторваться от дневных забот.
А все же иного он для себя не хотел. Шла отливка сильных характеров. Как говорил Макаренко: «нового типа поведения».
Все эти Дроздовы, Груневы, Бесковы, пройдя школу возмужания, возвратятся домой иными, унося что-то и от нас, вероятно, частицу и нашей души.
Мы готовим умелых, духовно стойких защитников, и нелепо предполагать, будто я могу желать убийств. Даже если пальцы мои окажутся на пульте управления ракетами, они подчинятся голосу разума и гуманности. Но если возникнет опасность для страны Октября…
Эту мысль надо отчеканить и в «Военной косточке». Повесть все же перевалила за половину.
Любопытны его собственные метаморфозы, как автора.
Композитор Шарль Гуно писал: «Когда мне было двадцать лет, я признавал только самого себя. Тридцати лет я уже говорил: „Я и Моцарт“, сорока: „Моцарт и я“, а теперь уже говорю только: „Моцарт“».
К счастью, еще до сорока я понял — только Моцарт!
Внизу из-за угла вышла Вера. Запрокинув голову, весело подняла руку.
* * *
Усадив Машу за уроки, они стали собираться на концерт. Ковалев позвонил дежурному по части и, предупредив его, что с девятнадцати тридцати будет в драмтеатре, стал надевать штатский костюм. Вера не могла к нему привыкнуть. В этом пиджаке со шлицами по бокам Володя походил на… аспиранта, что ли. Еще не оперившегося, но уже не без значительности. И весьма спортивного.
Владимир Петрович старательно завязывал галстук. Никак не маг научиться этому искусству, узел получался немного перекошенным.
— Ну-ка, мой начинающий модник… — Вера, поправив галстук, повернула мужа кругом. — Э-э-э, на макушке у тебя волосы явно поредели. Я брала замуж густоволосого… И такого уговора не было…
— Это от головного убора, — неуверенно ответил Владимир Петрович.