— Спасибо.
Уже возвратясь с цветами в строй, он увидел, как студентка что-то защебетала своим подружкам, и те стали весело поглядывать на Грунева. Может быть, потому, что правофланговый…
От строя отделился Дроздов…
Когда все новобранцы, а их было человек сорок, приняли присягу и тоже получили цветы, раздался голос подполковника Ковалева:
— Молодым солдатам возложить цветы на могилу павших героев!
Грунев с остальными положил цветы на плиты с высеченными именами погибших в гражданскую и Отечественную войны и вернулся в строй.
Оркестр заиграл Гимн.
— К торжественному маршу! — подал команду подполковник, когда звуки Гимна умолкли.
…Грунев прошелся вдоль стены склада. Вгляделся в темноту. Нет, все спокойно.
«Вот, если бы та девчонка, из пединститута, увидела меня сейчас. Только не с этими опущенными наушниками… С ними походишь на мокрую курицу».
Он решил, что, в конце концов, это его личное дело — оставить опущенными клапаны, как называет их сержант, или поднять.
Подняв наушники, Владлен, как научил его Дроздов, закрутил, а не завязал, и подвернул тесемки на макушке. Теперь совсем другой, бравый вид. Теперь пусть та девчонка смотрит.
Правда, мороз сразу же хватанул за уши, но это пустяки.
Перед тем как идти в караул, Владлен схлестнулся с Дроздовым.
— Смелый — это кто сидит на бочке с бензином и курит, — сказал Дроздов.
— Это лихач, лезущий на рожон, — возразил Грунев.
— Не тебе, Спиноза, судить!
— Нет, мне, — оскорбился Грунев. — Надо научиться разумной храбрости, подавлять страх…
Сейчас, вспоминая этот спор, Владлен решил, что все же он дал правильный ответ.
Мысль снова возвратилась к дню присяги. Грунев за эти месяцы часто о нем думал…
…После праздничного обеда и до самого отбоя Владлен ходил тогда задумчиво-серьезным, словно прислушивался к чему-то в себе, к звучанию этого «Клянусь!».
Слово было ёмкое, обретало особый смысл, становилось голосом совести. Ни за что не нарушит он клятву, преодолеет в себе расхлябанность, будет нести службу с честью. Как Герой Глебов, чей портрет висит в клубе, как сын Героя (он проходил службу в этом же полку).
«Старинное русское слово „рота“— „присяга“, — думал Владлен. — Ротники — это дружинники, давшие присягу. Я теперь народный боец. От меня зависит покой нашей земли, бабушки… Прежде, когда я слышал слово „армия“, оно было чем-то отвлеченным… картинками в журнале „Огонек“. Теперь я сам — частица армии. У ракетчиков есть ритуал — всякий раз при смене расчетов на боевой вахте зачитывается приказ: „Дежурной смене к выполнению боевой задачи по обеспечению безопасности нашей Родины — СССР — приступить!“ Вот и я заступил на свою вахту, должен пройти древнюю науку — научиться быть в бою солдатом, да еще единственной в мире армии! Должен, чего бы это мне ни стоило».