— Вставай, вставай, моя маленькая, кофе уже готов, — сказал он.
Но она повернулась на другой бок и сказала, что она хочет еще немножко поспать.
— Гм!.. ну, тогда он подождет до полчаса девятого.
В половине девятого он пришел опять.
— Это же странно, что ты не даешь мне спать! Пей свой кофе, а я буду пить позднее.
Ему было грустно, но он решил ждать. Это было неприятно, так как к утренней почте он должен был быть в конторе.
Но когда она встанет, будет так прекрасно: маленький tête à tête у кофейного стола входил в программу семейного счастья.
В половине десятого он сделал новую попытку, но она нашла очень странным, что ей не дают спать. Она привыкла спать так долго, как хотела, и она надеялась, что он не будет делать попыток перевоспитать ее. Почему он до сих пор не выпил своего кофе? Что ему мешало? Она хотела, чтобы кофе принесли ей в постель, но прежде всего она хотела выспаться.
Он сделался еще печальнее, но ничего нельзя было переделать. Когда он сидел одиноко за своей чашкою кофе, ему казалось, что он опять холостяк, как прежде; и совершенно неудовлетворенный отправился он в контору.
К обеду все кушанья за столом оказались подправленными сахаром. Он ненавидел всё сладкое, но не хотел ее огорчать упреком. Он только осторожно спросил, сделано ли. это но её желанию или по собственной инициативе кухарки?
Нет, по её желанию, так как она к этому привыкла еще дома. Салат был приготовлен с сахаром и сливками. Он ей задал еще один вопрос, не предпочитает ли она салат с маслом? Нет, масла она не выносила! Но можно для него приготовить немного отдельно с маслом. Нет, нет, не хотел же он причинять так много беспокойства из-за такого пустяка. И всё так и осталось.
После обеда он имел обыкновение пить кофе, но ей доктор запретил кофе, и ему пришлось сидеть одному со своей чашкой. Не прочитать ли ей газету? Там была интересная статья об ирландском движении.
Фуй, нет! Она не хотела слышать ничего отвратительного!
Он зажег себе сигару, прекрасную гавану, прямо из Бремена.
Ужасное возмущение!
— Ты куришь?
— Конечно, разве ты этого не знала?
— Нет, мой отец считает курение неприличным, и мне делается дурно от табачного дыма.
Он положил сигару на камин и с огорчением смотрел, как она гасла и рассыпалась в белый как вата пепел.
Вечером он хотел почитать вслух.
Что за книги? Диккенс! Нет, нет, она не выносит английской литературы, не найдется ли чего-нибудь французского? Нет, он ненавидел всё французское.
Жаль!
И он должен был постоянно покидать дом, ездить на балы, ужины и обеды, в театр.
Последнее было для него самым большим мучением, так как он находил комедии в гостиной все-таки интереснее, чем на сцене, где, к тому же, надо было тихо сидеть, не имея возможности взять кого-нибудь за руку или поцеловать.