Живая игра, ребрышки на спине и вызывающе трогательные юные ягодицы подарили ей первую славу. Ее стали узнавать на улицах. В часы, когда очередная серия появлялась на экране, все нетские деды-пенсионеры спешно покидали дачные грядки и скамейки у подъездов — они надеялись, что сегодня Лика снова на глазах у них будет принимать душ. Женщин больше трогали сцены в больницах. Там Лика под капельницей, с трубочкой в ноздре, в очередной раз прощалась с любимым, и совершенно живая слеза росла и наливалась под ее веком, чтоб, окончательно созрев на реснице, медленно сползти по щеке.
Поскольку у Лики, кроме нужного папы, обнаружился еще и талант, то для сотрудничества с Федором Карасевичем больше никаких препятствий не оставалось. Режиссер сменил гнев на милость. Он понемногу привык к Ликиной бородавке и зубастой улыбке. Роман у них начался сам собой. Неизвестно, какие на самом деле чувства испытывал к Лике Карасевич. Может, давно не умел ничего чувствовать этот бывалый и непредсказуемый творец. Зато Лика влюбилась в него со всем юным, восемнадцатилетним жаром.
Замдиректора завода металлоизделий Александр Леонидович Горохов не был в восторге от увлечения дочери. Как человек далекий от искусства, он видел в этой истории не романтическую бурю, а просто ничего хорошего не сулящую связь глупой девчонки и довольно потрепанного мужика. Карасевич действительно был женат, ненадежен и странен. Александр Леонидович даже жалел иногда, что пустил телевизионщиков на завод. Но дочку он обожал, а Лика так мечтала сниматься! Она всегда была неукротима и буйна в своих порывах, и разумный отец решил: уж лучше пусть будет этот чертов сериал и даже спаньё с Карасевичем, чем обычные кошмары для современных родителей: наркотики, секс с кем попало и в апогее — СПИД.
Иногда Александр Леонидович все-таки срывался. Если он бывал сильно не в духе, то грозился выгнать съемочную группу из сборочного цеха. Шантаж действовал безотказно.
Так вышло и накануне. Александру Леонидовичу удалось увезти Лику домой, тогда как творческая группа сериала прямо на рабочем месте затеяла вечеринку. Повод для веселья был самый уважительный: закончились съемки нового блока «Единственной». После этого полагался отдых длиною в целых четыре дня. Грех не расслабиться!
Александр Леонидович сунулся в сборочный цех, когда веселье было в полном разгаре. У него самого настроение было не из лучших, потому увиденное не понравилось ему. Все телевизионщики в тот день страшно устали и быстро захмелели. Девушки хохотали. Народный артист Островский громовым баритоном читал длинный монолог какого-то из шекспировских Генрихов. Читая, он то и дело плевал в сторону, на пол, и постепенно расстегивал крючки фрачных брюк, мешавших свободе его голоса (по сценарию магнат-француз светскую жизнь вел во фраке, и в тот вечер Островский почему-то не переоделся в свое, цивильное). Тут же сидел лирический герой Саша Рябов, бывший рекрут бодибилдинга. Он показывал всем ритмичное напряжение и расслабление своих громадных грудных мышц. В ответ Надя Кутузова обещала танец живота.