Если Ромэна Мирмо ему пишет, если Ромэна Мирмо просит его посещать ее не так часто, видеться с нею реже, держаться от нее дальше, значит, он ей не безразличен. Ромэна Мирмо его любит или боится его полюбить, и эта мысль наполняла его могучим и горделивым волнением. Если Ромэна поступает так, значит, она считает его способным заставить себя полюбить. Значит, она в себе не вполне уверена, и, по мере того как он так думал, его сердце ширилось смелой убежденностью.
Теперь он понимал все и понимал себя. Теперь он знал, почему мучившая его смутная жажда деятельности ни к чему не привела; почему он жил беспокойно, нерешительно, терзаясь, в разладе с самим собой, не находя точки опоры для приложения своих затаенных сил. Теперь он ясно разбирался в своей жизни. Своей волшебной палочкой любовь опрокидывала преграду, отделявшую его от мира. Ромэна Мирмо открывала ему великолепный путь, в конце которого она ему предстала, и отныне он пойдет по нему, не озираясь назад, не останавливаясь перед препятствиями, с высоко поднятой головой, с простертыми вперед руками.
Пьер де Клерси выпрямился. Твердым шагом он расхаживал по комнате. Он испытывал чувство свободы, уверенности. Теперь он знал, чего он ждет, чего он желает, чего он хочет. Он хочет любви, с ее самым тесным, самым полным обладанием; любви, которая берет и владеет, покоряет и господствует, любви, чья вечная иллюзия для него воплощена в образе Ромэны. И что ему нужно от нее, так это не местечко в сердце, которое она ему предлагала как милостыню, это вся она, душой и телом, Ромэна в своей красоте, чей сладострастный образ воспламеняет ему кровь жгучим и страстным желанием.
С шумом в ушах, тяжело дыша, Пьер де Клерси размышлял.
Им владело странное чувство, наполнявшее его словно каким-то ослепленным удивлением. Впервые в жизни страсть давала в нем волю своим скрытым силам. Он ощущал себя способным на неожиданные действия, на новые поступки. В каком-то ясновидящем бреду он видел себя таким, каким он будет. Он не только перестал сомневаться в себе, но это сознание вновь обретенной мощи преисполняло его буйной самонадеянностью. Из чувства как бы удали ему хотелось, чтобы препятствия, отделявшие его от Ромэны, были еще более непреодолимы. Те, что он предвидел, казались ему недостаточными для того доказательства своей силы, которое он даст самому себе, преодолевая их. Ромэна от него прячется, Ромэна его избегает, старается его отдалить от себя! Тем лучше! В горделивом упоении он жаждал всего того, что еще вчера повергало его в отчаяние. Пусть бы его ненавидели, пусть его не любят, тем прекраснее, тем ярче, тем победительнее будет его победа!