Все это создавало Тимолоорскому султану бесспорную популярность, слагавшуюся из любопытства и удивления. Парижу было приятно видеть этого необычайного посетителя, который покинул на несколько месяцев свою дикую родину, дабы приобщиться к нашему западному быту, но привез с собой своих министров, своих телохранителей, своих поваров, своих фетишей и своих ручных зверей, среди коих насчитывалось полтора десятка маленьких танцовщиц, желтых, как золото, одетых в вышитые алмазами покровы, обутых в остроконечные туфли и увенчанных тиарами, заливающимися серебром колокольчиков. И успеху Тимолоорского султана в глазах парижан немало способствовали эти хорошенькие экзотические куколки, шуршащие шелками и звякающие металлами, с иератическими[4] позами и манерными телодвижениями. И вот сегодня официальные круги и высший свет приглашались посмотреть, как они будут плясать в своих многозвучных нарядах в садовом театре Кателанского луга[5], на каковом представлении должен был самолично присутствовать султан, что и наполняло ночной Булонский лес необычным оживлением.
Между тем виктория[6] двинулась дальше. Некоторое время лошадь могла идти рысью, потому что поток экипажей направился к Кателанскому лугу по разным дорогам, но вскоре опять пришлось ехать шагом. Действительно, скопление было необычайное. Продвигались медленно. Иной раз какая-нибудь задержка останавливала четверной ряд колясок и автомобилей, которые были словно спаяны друг с другом, колесо к колесу, дверца к дверце, фонарь к фонарю, к немалому удовольствию зевак, толпившихся по сторонам и встречавших шутками и одобрительными замечаниями господ во фраках и дам в вечерних туалетах. Эти возгласы из толпы вторили хрусту упряжи, гудению моторов. Иногда воцарялась недолгая тишина. Тихо трепетала листва, и в воздухе проносилось благоухание мятой травы, теплой коры, смешанное с запахом кожи и женских духов.
На подступах к лугу полицейские и конная муниципальная стража охраняли порядок. Месье Клаврэ и его спутники, выйдя из коляски, добрались без особого труда до входа в садовый театр. Там им пришлось стать в очередь, которая росла с каждой минутой. Все спешили. Толкались, возмущались, здоровались, обменивались приветствиями и рукопожатиями. Топтались на месте. Но все же понемногу подвигались к контролю. Наконец у месье Клаврэ, Андрэ и Пьера де Клерси оторвали углы их голубых билетов, и они очутились по ту сторону ограды. Перед ними природный склон спускался к сцене, освещенной электрической рампой, с деревьями в виде лесной декорации. По обе стороны средней аллеи, до зеленых откосов, замыкавших площадку, шли ряды стульев, плотно привязанных друг к другу и уже большей частью занятых. Получался огромный партер, полный шумным гулом, в котором выделялись взрывы смеха и голосов. Отыскивая, справа и слева, свободные места, месье Клаврэ и братья Клерси дошли до середины аллеи, как вдруг Пьер де Клерси заметил три незанятых стула. Две ворчливые дамы и господин с огромной розеткой в петлице нехотя дали дорогу вновь прибывшим.