Амелия наклонилась и взяла первую коробку.
— В этом году они поженились, — пояснила она, открыв крышку.
Внутри оказалась свадебная фотография ее родителей и засушенный цветочек из букета невесты. А еще приглашение на свадьбу, молитвенник со свадебной церемонии, фотки медового месяца, билет на поезд, на пароход, билетик из кинотеатра, куда они пошли на первом свидании, ресторанный счет, шнурок от ботинка и заполненный кроссворд из «Айриш Таймс». Все это было аккуратно упаковано в коробку. Да что коробка, это вообще была комната памяти.
— Господи, они сохранили буквально все! — Амелия осторожно провела рукой по полкам и остановилась на последней коробке. — Это год, когда умер папа. Наверное, это он за всем здесь следил. — Она печально вздохнула, улыбнулась при мысли о том, как он собирал эту коллекцию, а потом нахмурилась, обиженная тем, что родители держали ее в тайне.
Она протянула руку, взяла наугад первую попавшуюся коробку и углубилась в ее содержимое, потом еще одну и еще. Она исследовала их, иногда радостно вскрикивая, узнавая какие-то приметы из прошлого, хранившие память о жизни ее родителей и ее самой. Ее школьное сочинение, ленточка, в которой она пошла в первый класс, молочный зуб, завиток волос, сбереженный после ее первого похода в парикмахерскую, письмо, которое она написала отцу, когда ей было восемь лет, и где просила у него прощения после какой-то ссоры. Я было подумала, что нужно оставить ее здесь одну, чтобы она могла спокойно предаться воспоминаниям, но потом решила, что Амелии нужен кто-то, с кем эти воспоминания можно разделить, и, поскольку Адам не проявлял никаких признаков нетерпения, мы остались. На самом деле Адам, казалось, был даже тронут тем, что увидел, и я понадеялась, что эта комната, наполненная вещественными свидетельствами любви, может благотворно на него повлиять.
Амелия нашла старую фотографию и с улыбкой показала ее нам.
— Это в Австрии, в горах. Там у моего дяди был дом, и родители ездили к нему каждый год до моего рождения. Я увидела снимок и стала проситься съездить к нему, но мама уже болела и это было невозможно.
— Ты была маленькая, когда она заболела? — спросил Адам.
— Мне было двенадцать, когда у нее случился первый инсульт. Но и до этого она всегда всего опасалась. Стала очень нервно относиться к идее поездок после того, как я родилась. Наверное, это материнство так на нее повлияло.
Она посмотрела на нас, ища подтверждения своей мысли, но мы ничего не могли ей сказать, поскольку оба росли без матери.
— Никогда бы не подумала, что они способны на такое — хранить каждую мелочь, — задумчиво произнесла Амелия.