– Добрый день. Я префект местной полиции.
– Добрый день, сеньор.
– Вы, люди, почему не сообщили, что у вас живут пятеро беглых каторжников из Кайенны? Говорят, уже неделю. Отвечайте.
– Мы ждали, когда они смогут встать на ноги и когда у них заживут солнечные ожоги.
– Мы приехали за ними и заберем в Гуирию. Сейчас приедет грузовик.
– Хотите кофе?
– Да, пожалуйста.
Мы сели в круг, и каждый получил свой кофе. Я стал разглядывать префекта и полицейских. Они не показались мне злыми. Складывалось впечатление, что они лишь исполнители приказа сверху, с которым в душе необязательно согласны.
– Вы бежали с острова Дьявола?
– Нет, мы прибыли из Джорджтауна, Британской Гвианы.
– И что же вам там не сиделось?
– В тех краях трудно заработать себе на жизнь.
Он усмехнулся и сказал:
– Вы полагаете, что здесь вам будет лучше, чем у англичан?
– Да, потому что мы, как и вы, романского происхождения.
К нашему кругу приблизилась группа из семи или восьми мужчин во главе с седовласым человеком лет пятидесяти, среднего роста, с кожей совершенно шоколадного цвета. В больших черных глазах светится живой острый ум. Правая рука – на рукоятке мачете сбоку.
– Префект, что вы собираетесь делать с этими людьми?
– Отвезу в Гуирию и посажу в тюрьму.
– Почему вы не позволяете им остаться здесь, с нами? Мы их всех разберем по семьям.
– Это невозможно – у меня приказ губернатора.
– Но они не совершили никаких преступлений на земле Венесуэлы.
– Это мне известно. И все же они очень опасны. Чтобы попасть во французские исправительные колонии, надо совершить что-то серьезное. А кроме того, они бежали без документов, и французы обязательно потребуют их выдачи, как только узнают, что они в Венесуэле.
– Мы хотим, чтобы они остались с нами.
– Невозможно – приказ губернатора.
– Все возможно. Что знает губернатор о несчастных и бедных? Человека никогда нельзя считать пропащим. Что бы он ни совершил, в жизни всегда наступает момент, когда ему хочется искупить свою вину, когда он сможет стать полезным обществу. Разве это не так? Люди, скажите!
– Так, так, – отвечали хором мужчины и женщины. – Оставьте их нам, и мы поможем им начать новую жизнь. За эту неделю мы убедились, что они хорошие люди.
– Люди куда более цивилизованные, чем мы, посадили их в камеры, чтобы им неповадно было творить зло, – сказал префект.
– Что вы называете цивилизацией, начальник? – спросил я. – Вы полагаете, что если у нас есть лифт, самолеты и метро, то из этого следует, что французы более цивилизованные, чем ваши люди, которые приняли нас и оказали нам помощь? А по моим скромным понятиям, здесь, в этой бедной общине на лоне природы вдали от промышленной цивилизации, в каждом из живущих гораздо больше цивилизованности, благородства души и человеческого сострадания. И если они обойдены благами технического прогресса, то уж христианского милосердия в каждом из них больше, чем у всех претендующих называться цивилизованными нациями мирового масштаба, вместе взятых. Я предпочту иметь дело с любым жителем вашей деревни, не умеющим ни читать, ни писать, чем с выпускником Сорбонны, – я имею в виду того, кто приговорил меня к каторге. Первый всегда остается человеком, второй даже забыл, что он человек.