Этот жалкий, трусливый эмигрант не стеснялся возводить на отца самые гнусные обвинения: отец-де хотел его «запоить», заточить в монастырь, лишить его детей наследства и пр. Алексей стал на путь прямого предательства, рассказав подробно австрийцам о русской армии, о министрах, о боярах. Цесарь принял его, спрятал сначала в Вейербурге, а затем в Тироле в Эренберге. Вскоре Петр установил, что сынок его бежал и скрывается в Австрии.
Обнаружил его Веселовский, донесший царю, что царевич под фамилией Коханский живет в Тироле. На представления Веселовского принц Евгений ответил, что цесарь ничего не знает, а на письмо Петра ответил оскорбительным посланием.
Петр тогда отправил в Вену лучшего своего разведчика-дипломата Петра Андреевича Толстого и полковника Румянцева с поручением во что бы то ни стало доставить Алексея в Россию. Инструкция, данная Петром Толстому, является образцом дипломатического искусства. Она детально разъясняет послу, как он должен представить дело цесарю, как заставить его признать неправильность его действий, показать ему, что вмешательство в семейные дела царя России он рассматривает как посягательство на суверенитет Русского государства. И вместе с тем Петр, зная, что прямыми путями трудно будет заставить австрийцев выдать Алексея, вписывает в свое указание такой пункт:
«И ежели иной резолюции от него не получал, то о том доносить нам, не отъезжая; а при том разведать всякими образы сына нашего о пребывании и искать цесаря склонить к выше писанному всякие образы и через министров его, показуя из того злыя следования и прочая».
Что Петр подразумевал под «всякие образы», не нуждалось в расшифровке. Он знал, что Петр Андреевич прекрасно понимает язык петровских директив и не растеряется. Задание действительно было весьма трудным. Однако Толстой с ним справился. 26 июля он появился в Вене, был принят цесарем, который не дал прямого ответа на представления Толстого. Тогда последний начал действовать окольными путями. Герцогиня Вольфенбюгельская, теща цесаря и царевича Алексея, была тогда в Вене. Петр Андреевич явился к ней и припугнул, что Петр I собирается предать сына анафеме. Такое известие было для нее как удар обуха но голове, ибо это должно было отразиться на наследниках Алексея, то есть на ее внуках. Она немедленно призналась и заявила Толстому, что постарается примирить сына с отцом. Это уже был шаг вперед, хотя Толстой и не думал принимать чье-то посредничество в деле царевича. Он даже предупредил Петра, что, по его мнению, щесаря в посредстве такого примирения допущать не безопасно: понеже Бог ведает, какия он кондиции предлагать будет! К тому же между вашим величеством и сыном вашим какому быть посредству? Сие может называться больше насильством, а не посредничеством».