– Потому что смена дня и ночи – это всего лишь движение светил, – вспомнил я как-то выданное мне объяснение. – А время – это время, оно существует само по себе. Смена дня и ночи за двадцать четыре часа – просто совпадение, а время может растягиваться, сжиматься, стоять и даже двигаться задом наперед. Ты ведь помнишь, что было у границ Тьмы?
– Помню, все я помню. Просто не получается уложить это все в мозгу.
– А и не надо укладывать, – пожал я плечами. – Просто оно есть так, как есть, совсем не обязательно пытаться все осмыслить. Я вот в детстве никак не мог вообразить понятия «бесконечность». Вселенная бесконечна… Я пытался представить, как ты летишь, летишь, летишь – и этот полет не закончится никогда. Так получалось. А потом пытался представить «вообще», как карту, схему, картинку, – и ничего из этого не выходило. Потому что в нашей жизни все конечно, а бесконечность из другого понятийного аппарата.
– Я слышала или где-то читала, что фараоны строили пирамиды потому, что населенная часть Египта была плоской как стол. Пирамиды, поднимающиеся над этой плоскостью, поражали воображение простых людей, подавляли. И когда первые египтяне, отправившиеся в путешествие, увидели горы, знания их сделали запретными, потому что ничто не могло быть выше пирамид.
– Ну вот и мы примерно в таком же положении, – хохотнул я. – Но вообще не знаю, как тут. Я бы пока делать выводы не стал, все же здесь все по-другому. В Отстойнике не было местных, только чужие, попаданцы, так сказать, а здесь и те, и другие. И Тьма проявляется по-другому…
– Кстати, все хотела тебя спросить, – вдруг вспомнила она. – Как ты думаешь: где Тьма настоящая – здесь или там? Ну в смысле… – Она замолчала, явно подбирая слова. – …Вот где-то мы ее видим такой, какая она на самом деле, а где-то она словно воплощается во что-то. Или она везде разная? Я ведь просто чувствую, что то, что мы видели там, и что встретили здесь, – одно и то же. И все же оно разное.
Мысль она выразила сумбурно и путано, но я ее понял. И ответил сразу, потому что думал об этом сам, и не раз:
– Там. Там мир… изнанка мира уже оторвалась от основы, и там Тьма такая, какая она есть, она там Левиафан, она стена до неба и воплощенный ужас. И там ей не надо что-то из себя изображать. Этот мир еще цел. Он… разваливается, расслаивается, но все же не разделился. И Тьма сюда прокрадывается, проползает через прорехи, но она пока вынуждена принимать формы, вроде как маскироваться. Не поручусь, разумеется, но мне так думается.
– Может, и так. – Настя пожала плечами. – И что ждет нас впереди?