— Ты ли инока Марфа, в мире бывшая царицей Марьей?
— Ныне я инока Марфа, а в мире я была несчастной царицей Марьей, — твердо и с достоинством проговорила узница.
— Ты ли мать царевича Дмитрия? — продолжал допрашивать патриарх.
— Да! У меня был сын Дмитрий. Но зачем ты вспомнил о нем?.. Зачем меня пытаешь? Ведь тебе же ведомо, что я мать Дмитрия и что он мой сын…
— Инока Марфа! Не мудрствуй и не вопрошай… Я стану вопрошать, а ты ответствовать должна по послушанию церковному.
Узница не отвечала ничего.
— Инока Марфа! Ответствуй мне как перед Богом, как на Страшном судбище Христове, где ныне твой сын?
— Мой сын!
— Да, твой сын Дмитрий!
Царь Борис и царица Марфа так и впились глазами в инокиню Марфу. Но та опустила голову и ничего не отвечала.
— Да говори же! — нетерпеливо крикнул царь Борис, ударяя посохом в каменный пол.
— Нечего мне говорить о том, что всему миру ведомо, — мрачно отвечала инокиня.
Царь Борис вскочил с места и сказал, трепеща от волнения:
— Именем Божьим заклинаю тебя, скажи мне, где твой сын Дмитрий?
Инокиня бросила в сторону царя взгляд, полный ненависти и презрения, и громко воскликнула:
— Ты ли не знаешь, где он? Ты ли еще дерзаешь заклинать меня Божьим именем?..
— Я знаю только от других, что сын твой… умер и что он похоронен… в соборе в Угличе… Но не знаю, он ли точно?
— Мой сын не умер — это ложь! — вскричала инокиня Марфа. — В этом я свидетельствуюсь Богом и всеми его святыми!
— Как?! Не умер?! — почти одновременно воскликнули и царь, и царица, и патриарх.
— Ты это знаешь, царь Борис! — язвительно сказала инокиня Марфа. — Ведь ты же сам и подослал убийц! Сам выбрал злодеев, сам направил их ножи!.. Пойди же спроси у них, умер ли мой сын или зарезан? Пусть они тебе ответят, а не я!
— Да что ты с ней попусту слова теряешь! — крикнула царица Марья. — В розыск ее, пытать ее вели! Небось заговорит, как станут жечь калеными щипцами.
Инокиня Марфа затряслась всем телом и растерянно проговорила:
— В розыск!.. После всех мучений… в розыск? Да за что же? Чего вы от меня хотите?
Царь Борис тотчас сообразил, что царица Марья может испортить все дело своей излишней горячностью, и поспешно вступился:
— Инока Марфа! Не хочу я зла тебе и не за тем сюда призвал, чтобы тебя терзать и мучить! Я здесь готов тебя и поселить, и будешь жить в довольстве, и достатке, и в почете. Но я хочу, чтобы ты всенародно на площади, как князь Василий Шуйский с святейшим патриархом, всем объявила, что твой сын умер!
— Нет! Никогда! — воскликнула инокиня Марфа. — Если и выйду я на площадь, я расскажу им о твоих злодействах, о твоих убийцах, о бедствиях моих, о заточении безвинном, о терзаниях и муках души моей… Вот о чем я расскажу!