— Ах ты, шалава! — пустилась за нами вслед тетенька.
Пока она ругалась, мы достигли площадки, и Тропинин молча вызвал лифт, который, на наше счастье, прибыл удивительно быстро. Его створки успели закрыться, прежде чем тетка с грушей вместо носа успела добраться до нас.
— Сволочи! — донесся до меня ее приглушенный крик.
Видимо, дама с сумками всерьез была обеспокоена состоянием родной площадки. Пройдет еще немного времени, и она обязательно организует и в этой десятиэтажке что-то вроде пенсионного рейда, ведущего жестокую борьбу с хулиганами и непрошеными посетителями подъезда, цель которых — погадить…
— Ого, а ты решительный! Эта тетка за нами теперь гоняться будет, — вздохнула я с некоторым облегчением, но сильно не возникала, потому что мне нравилась одна вещь — мы ехали наверх и уже ни от кого не убегали, а Антон продолжал держать меня за руку, словно забыв отпустить. Я от умиления почти что плавилась, как шоколадное масло на солнце. И мне так хотелось улыбаться, что я просто не могла не позволить губам растянуться в глуповатой и широкой улыбке. И хотя тетка с грушевидным носом наверняка пустилась за нами в погоню, размахивая своими шуршащими пакетами, мне было радостно.
— Она нас выследит и убьет, — еще раз вслух воспроизвела я свои мысли. — Вот если бы на ее месте оказались мои соседки Семеновна или Фроловна, они бы точно нас нашли и наказали.
— Ну и пусть, — ответил Антон и нажал на кнопку «стоп». — Это ведь лучше, если бы Нина увидела тебя, — помолчав, он добавил, — со мной.
Я с болью в глазах посмотрела на него. Ведь неправильно все поймет, а обижать однокурсника мне совсем не хочется! Странное у меня к нему отношение: этого Тропинина я совсем не боюсь, мне легко общаться с ним, не хочется притворяться кем-то, как это часто (почти всегда) делает Нина, и напротив, я даже чувствую себя рядом с ним… как бы это поточнее выразить… не ведомой, а ведущей. С Кеем, к примеру, совсем наоборот — он, естественно, лидер, которого все должны слушаться и боготворить, а я должна подчиняться ему во всем.
— Антош, ты не подумай неправильно, — тихо ответила я, мысленно прося его не отпускать мою руку, — просто она очень рассердится. Что я ничего не рассказываю, скрываю от нее наше общение. Я хочу ей сказать, но пока не получается. Тем более… В общем, так.
Я замолчала и стала скрести ногтем свободной руки по металлической обшивке лифта, не боясь того, что лак с ногтей сдерется.
— Что тем более? — спросил он с интересом.
— Ничего, — отвела я глаза.
Для Нинки Антоша — непрезентабельный отстой, поэтому она и не обратила на него внимания. И ей очень не понравится, если она узнает, что я с ним общаюсь. Не потому что Журавль — злая ведьма, а потому что она хочет, чтобы мой парень был идеальным для меня. Она много раз говорила мне это. Это проявление ее странной заботы.