— У меня мало времени, Роберт, — сказала она. — Власти в конечном счете выяснят, куда я направилась. Но прежде, чем это произойдет, мне нужно, чтобы ты узнал правду… всю правду.
Лэнгдон молча кивнул.
Сиенна вытерла глаза и пододвинулась к нему, чтобы видеть его лицо.
— Бертран Зобрист… — начала она. — Он был моей первой любовью. Он стал моим наставником.
— Мне уже сказали, Сиенна, — ответил Лэнгдон.
Она бросила на него испуганный взгляд, но продолжала говорить, как будто боялась упустить момент.
— Я встретилась с ним в том возрасте, когда была впечатлительной, и его идеи и интеллект очаровали меня. Бертран верил, как и я, что наш вид на грани катастрофы… что нас ожидает страшный конец, который приближается быстрее, чем кто-либо осмелится предположить.
Лэнгдон молчал.
— Все свое детство, — сказала Сиенна, — мне хотелось спасать мир. Но мне лишь говорили: «Ты не можешь спасти мир, так что не жертвуй своим счастьем ради попытки». — Она останавливается, ее лицо напряжено, девушка пытается не расплакаться. — А потом я повстречала Бертрана… красивого, замечательного мужчину, который сказал, что мир не только можно спасти… но его спасение — моральный долг каждого. Он познакомил меня с целым кругом единомышленников… людей поразительных способностей и ума… людей, которые действительно могли изменить будущее. Роберт, я впервые в жизни не была одинока.
Лэгдон мягко улыбнулся ей, чувствуя боль в ее словах.
— Я пережила несколько ужасных вещей в своей жизни, — продолжила Сиенна все более нетвердым голосом. — Вещей, которые мне не удается оставить в прошлом…
Она прервала его пристальный взгляд и взволнованно провела рукой по своей лысой голове, чтобы собраться с мыслями и снова повернулась к нему.
— И, может быть, единственное, что заставляет меня продолжать идти вперед — это моя вера, что мы способны быть лучше, чем мы есть… способны что-то предпринять, чтобы избежать трагического будущего.
— А Бертран тоже в это верил? — спросил Лэнгдон.
— Целиком и полностью. Бертран безгранично надеялся на человечество. Он был трансгуманистом и верил в то, что мы живем на пороге лучезарной «постчеловеческой» эры… эры настоящих преобразований. Он опередил свое время, его глаза могли видеть то, что другим даже и не снилось. Он понимал поразительные силы технологий и верил в то, что в течении жизни нескольких поколений, наш вид станет совершенно другими млекопитающими… видоизмененными генетически для большего здоровья, ума, силы и даже сострадательности. — Она останавливается. — Вот только одна незадача. Он не думал, что мы протянем достаточно долго как биологический вид, чтобы осознать такую возможность.