Стряхнув с плеча руку Сен-Жюста, привратник равнодушно стал спускаться с лестницы.
Арман продолжал стоять на площадке, будучи не в состоянии ни двинуться с места, ни заговорить. Он непременно упал бы, если бы инстинктивно не прислонился к стене. Последние сутки он провел в лихорадочном возбуждении, и его нервы были натянуты до крайности. Страсть, радость, счастье, смертельная опасность и душевная борьба совершенно измотали его, а недостаток пищи и бессонная ночь окончательно вывели из равновесия. Последний неожиданный удар обрушился на него как раз в тот момент, когда он менее всего был способен его вынести.
Жанна арестована, в тюрьме — и все из-за него! В его разгоряченном воображении уже рисовалась одна из тех картин, которых он много-много видел полтора года назад; только теперь в руках кровожадных злодеев оказались не неизвестные ему люди, а любимая женщина. Он уже видел, как ее тащили на суд, представлявший какое-то издевательство над правосудием; слышал обвинительный приговор, затем стук колес роковой, направляющейся к гильотине, тележки по мостовой. Боже, да он сходил с ума!
Как безумный, бросился Арман вниз по лестнице, пробежал мимо пораженного привратника и, как зверь, преследуемый охотниками, помчался по узкой улице Сент-Оноре. Шляпа свалилась у него с головы, волосы развевались по ветру, промокший плащ давил на плечи, но Арман бежал все дальше и дальше.
Жанна арестована! Сен-Жюст не знал, где искать ее, но твердо помнил, куда следовало бежать прежде всего. Было еще темно, но Арман родился в Париже и наизусть знал каждый квартал в городе. Машинально избегая мест, где стоял патруль национальной гвардии, он добрался наконец до церкви Сен-Жермен л’Оксерруа. Завернув за угол и поднявшись по каменной лестнице, он позвонил и измученный прислонился к стене, чтобы не упасть.
Вот послышались хорошо знакомые, твердые шаги, дверь отворилась, и кто-то положил ему руку на плечо. Больше Арман ничего не помнил.
Он пришел в себя в комнате Блейкни: тот вливал ему в рот какую-то живительную влагу.
— Перси, ее арестовали! — жалобно воскликнул Арман, как только к нему вернулась способность говорить.
— Ладно! Не говорите ничего, пока вам не станет лучше.
С почти нежной заботливостью Блейкни подложил под голову Арману подушки и принес чашку горячего кофе. Сен-Жюст с жадностью его выпил. Теперь он был спокоен, что все будет хорошо, так как Блейкни знал, что случилось, и мог поправить дело. Арман тихо лежал на диване, чувствуя, как к нему понемногу возвращались силы и как падает лихорадочное возбуждение. Сквозь полуприкрытые глаза он видел, как бесшумно двигается по комнате Блейкни, уже совсем одетый; Арман даже усомнился, что тот ложился спать. Устыдившись своей слабости, Сен-Жюст вскочил с дивана и с нескрываемым восхищением посмотрел на Блейкни, молча и неподвижно стоявшего у окна, как воплощение спокойной силы.