Растущей без корня, забывшей о нем,
Текущей воронкой в расщепленный атом
И там обретающей детский объем.
По этой траве запредельного ритма,
Которой дороги к звезде заросли,
Траве поколенья последнего Рима,
Траве незабвенья забытой земли…
…по этой траве мы пришли…
и ушли…
* * *
Мы загнали это дерево,
мы загнали его…
Мы загнали это дерево
в линии наших ладоней,
в синие ветви вен…
Мы загнали его!
Но оно все бежит…
И горбуны
собирают плоды
у себя за спиной.
Поэтому трудно
смотреть на дорогу,
где бежит это дерево,
где оно проломило нам ребра
и…
исчезло…
И никак не унять
сквозняк в груди
и бег на коленях
вслед за деревом жизни.
Мы загнали его,
мы загнали его,
загнали…
ВРАТА ЗАКАТА
Врата заката,
растворенные,
как рана.
Кровь остановлена,
и видно далеко –
до сердца самого…
И так темнеет рано.
И путник во врата закатные влеком.
Он больше не клянет свою судьбину злую.
Заглатывает змей себя всего с хвоста.
Выходят огненные твари и целуют
в глаза бродягу, в сердце и уста.
По сердцу, по глазам бедняк рукой проводит,
и сам не узнает родимые места,
и вглубь идет,
пока на небосводе
заглатывает змей себя всего с хвоста.
Витая в облаках
и огненной короной
спускаясь на чело избранника тайком,
змей втягивает путника воронкой…
А путника во врата закатные влеком…
Он так легко несет свою судьбу и ношу.
Он видит пред собой нездешние поля.
И трижды змей-венец на нем меняет кожу,
Изнанку и лицо,
сужаясь до нуля.
И давит на виски –
и все стремится в точку,
в которой загорится первая звезда.
А путник все идет.
Он плачет в одиночку…
Что может он понять,
что может наверстать
за этот шаг один в закат завороженный.
За здравье тут поют,
а там - за упокой…
Змей заглотил себя –
и мир новорожденный
слепит глаза огнем…
И видно глубоко -
до сердца самого…
ЗАКАТ В СТЕПИ
Я видела свой рай – не оттого ли
мне голову склонить на свете негде…
Я грезила всю жизнь об этой воле –
о воле плача и о воле смерти.
Я знала, что не луч и не свеча я…
Но, Господи, могла ли я помыслить,
что тот закат, из сердца кровь качая,
поднимет и меня до этой выси.
Что вся я потянусь в едином жесте
народами и тварями земными…
Что вся я,
состоящая из шествий
в иное –
на земле стою и ныне.